Рашен-2 - Тимофей Дымов

отбитые яйца? Там решат, что и у меня кукуха поехала, и отправят на «лечение» в Сибирейскую тайгу.

Расстроенный юноша бросил на стол кости, встал и, не прощаясь, зашагал в темноту, бурча себе под нос.

– Чего это он? – поинтересовался я у Хоттабыча. – Хорошо же сидели. Куда он поперся один на ночь глядя?

– Не бери в голову, – доверительно склонился ко мне старик. Будучи стреляным воробьем, он с первых минут знакомства просёк, что я тоже бывший арестант и нарушитель социального спокойствия. – Гришка проходит стажировку в Министерстве охранения исторической памяти. Чтобы быть принятым на постоянную службу, ему необходимо написать не менее двадцати доносов. И по этим доносам не менее пяти человек должны осудить и наказать – расстрелять, повесить или сгноить в Сибирейской тайге. Только тогда он докажет свой профессионализм и лояльность к русиянским властям. А без этого бегать нашему щеглу в рядовых стукачах безвозмездно, то есть даром.

– И вы так просто об этом говорите? Не боитесь, что он настрочит донос на ваш доминошный клуб, и снова окажетесь с топором в лесу? – изумился я.

– Писал уже, и не раз. Только вот трусоват наш Григориус. Поэтому в его докладах нет правды жизни. Он, идиот такой, в своих записульках запрещенные и острые слова заменяет на обычные. Так, «фашисты» у него становятся «немецкими воинами», «вожди-идиоты» превращаются в «политиков, не понятых народом», и дальше в том же духе. Оттого Гришкины доносы больше напоминают официальные газетные статьи, а не секретные донесения. А за это у нас пока еще не сажают…

***

В сопровождении двух человек в длинных бежевых плащах и шляпах я вошел в помещение то ли морга, то ли мавзолея, в котором царила полутьма. Не могу сказать точно, потому что, в отличие от морга, здесь было тепло, отсутствовали холодильные камеры и разделочные столы. Судя по сводчатому каменному потолку и толстым стенам, не пропускавшим ни единого звука, скорее всего, мы находились в бункере. Меня подвели к открытому гробу, в котором лежал покойник – с впалыми щеками и высохшей кожей на довольно молодом лице.

– Это Борман, – подсказали мне. – Среди прочих его можно назвать счастливчиком: ведь он умер своей смертью. А это велено отдать вам, – один из сопровождающих передал мне серебряные карманные часы.

Это была модель без крышки, с арабскими цифрами и стрелками с фосфорным покрытием (такие светятся в темноте).

Я взял их в руки и, пытаясь рассмотреть, поднес к лицу. От несильной встряски часы повели себя весьма странно – из-под цифры двенадцать внезапно потекла густая темная кровь и почти мгновенно залила половину циферблата.

– Вау! Это же кровь самого Мартина Бормана. Повезло Вам, господин Неверов. Теперь наши ученые смогут использовать ее для клонирования одного из великих вождей. Пойдемте к выходу, обрадуем остальных, – без церемоний потащили меня спутники к свету в конце туннеля моего сновидения.

***

Глава 4. Не ходите, дети, в Африку гулять

– Скажи, Мари, почему в нашем городе на улицах почти нет детей? Никто не бегает, не озорничает. Ребенка обязательно ведут за руку строгие родители. Подростки по вечерам не сидят на лавочках с гитарой, не гоняют в футбол во дворе и не распугивают прохожих визгом раздолбанных скутеров. Вы что, сразу рождаетесь взрослыми и морально подкованными?

– Детё на улиц? Фу, какое безкультурье, – брезгливо поморщилась моя спасительница. – Теперь я понимай твой дикий статус. Тебя не таки воспитат. Ребенок без дела – пропащий взрослый!

– А как же беззаботное детство, самая счастливая пора в жизни?

– Вся жизн – счастие, если жевеш на благо страна, – отчеканила девушка.

Спорить с сотрудником СС было бесполезно, даже невзирая на почти семейные отношения, установившиеся между нами. Но мой пытливый ум продолжал мучиться вопросами: чем дышат, как думают, о чем мечтают маленькие русиянцы? Не может же быть, чтобы фашистами они сразу рождались, а не становились моральными ублюдками под влиянием обстоятельств! Попытка не пытка – решил я и попросил Машку устроить мне знакомство с каким-нибудь детским садом или школой. А лучше и с тем, и с другим. Поначалу она сильно удивилась, не понимая, чем меня могут заинтересовать детишки.

– Они пока есть незрелый, мало знать, ничё не осознавай. Какой тибе от них пользова? – пыталась она меня вразумить. Но я был настойчив, и после парочки бурных ночей всепоглощающей страсти девушка согласилась.

Ко мне снова приставили прыщавого Клауса, выдали памятку с маршрутом следования, включавшего посещение одного детского садика и средней школы. И строго-настрого запретили разговаривать с детьми на крамольные для фашистского мира темы.

– Не задавай свой тупы вопросня! Иначе снова вернуть тебя в Сибирейский мрак. Меньше говор, больша слушай! – приказала Мария, уточнив, что общение на запрещенные темы с детьми является в Русии отягчающим обстоятельством. И за одни и те же слова, сказанные взрослому и ребенку, тюремные сроки могут сильно разниться.

Я понимал, о чем она говорит, потому что частенько вспоминал лилипута-лифтера, получившего солидный срок из-за принесенного в школу романа Булгакова.

Естественно, что к моему визиту подготовились основательно. Садик, который шел в культурной программе первым, блестел как отполированная лысина престарелого плейбоя. Все детки как на подбор – симпатичные, розовощекие, в выглаженной одежде. Воспитатели им под стать, хоть фото на обложку журнала «Счастливая Русия» делай.

– Здравствуйте, девочки и мальчики, – широко улыбнулся я. – Как вы здесь поживаете?

– Здравствуйте, господин Петцев! Добро пожаловать в наш гостеприимный детский садик! – оглушил меня хор детских голосов, пытающихся переорать рев взрослых.

– Живем мы очень хорошо, чего желаем всем остальным жителям нашей прекрасной могучей страны!

– Тише, вы меня так глухим сделаете, – морщась, попросил я.

– Простите! – снова проорали они.

Я понял, что диалога с этими выдрессированными детишками не получится. Вся надежда оставалась на школу. Поэтому надо было быстрее сваливать из этого питомника. И я решил схитрить.

– Как вы знаете, я очень занятой человек. Давайте-ка вы быстренько расскажете мне, чем вы тут занимаетесь, и я пойду дальше выполнять важные государственные дела.

– Так, детё, внимание! – скомандовал директор садика. – Начинать наш торжественный выступление. Не волнуйтесь, делаем все так, как у репетиций. Кто ошибется – поедет в Сибирейскую тайгу муравьев кормить! Никаких поблажка не быть, не смотреть, что вы еще маленькие. Раз, два, три, начали!

Послушные воспитанники выстроились полукругом в три ряда и запели:

«Если б дети мира знали,

как живется на Русии.

Тоже б пели песни эти,

побывать у нас просили.

Только злые извращенцы,

из Европы и сША,

где мужчина не мужчина,

а родитель номер два.

Не хотят,