Тихий океан… лишь называется тихим - Александр Дёмышев

– А вы никогда не думали протез поставить?

– Был у меня, да неудобно с ним: болтается, мешает.

Звеня медалями, скинула Варвара Петровна пиджак и ловко водрузила на спинку стула. Оставшись в сиреневой блузе, выглядела она совсем… нескладной. Фросе мозолил глаза торчащий из левого плеча хозяйки обрубок и её неестественно впалая грудь (точнее, её отсутствие). Смахнув с клетчатой клеёнки единственную случайную крошку, выставила Варвара Петровна на стол пряники и малиновое варенье в стеклянной баночке. Вскоре задребезжал на плитке чайник.

Неловкое молчание затягивалось. Пора было с чего-то начинать.

– Вы сегодня в школе много интересного о войне рассказывали: как снайпером были, а после ранения медсестрой, – Фрося прокашлялась и продолжила. – Много фрицев убили?

– Довольно много, не считала. Зачем тебе? – взгляд хозяйки невольно отыскал маленькую берестяную шкатулку на полке серванта, в которой лежала заветная серая верёвочка с множеством узелков.

– Да это я так, к слову, да… А как вы на фронте с Гилем Давыдычем познакомились, так и не обмолвились.

– Давидовичем, – поправила хозяйка. – Там ничего интересного. Как все – так и мы. Служили вместе в прифронтовом госпитале – и познакомились.

– А выйти за него почему решились? Он ведь намного старше вас; кажется, лет на двадцать! Неужто на фронте более молодых и достойных не нашлось?

– Бестактный вопрос, но отвечу. Молодых там много было, правда. А достойных…

Варвара Петровна поставила вскипевший эмалированный чайник на узорчатую прихватку, лежащую на столе, но стаканы так и остались пустыми.

– У вас нет детей. Почему? В муже причина?

Хозяйка, потупившись, молчала. Фрося, в упор глядя на собеседницу, продолжала:

– А с моим отцом у вас насколько далеко зашло?

Именно этот вопрос Варвара Петровна больше всего не желала услышать. И вновь её глаза виновато пошли вниз. Помолчав, всё же попыталась ответить.

– Твой отец был замечательным человеком, честным. Его весь район уважал. И преступность почти искоренил, хорошим прокурором был. Жаль, что так получилось, ему бы ещё жить да жить! Но Гиль не виноват, в медицине всякое случается, не все операции оканчиваются успешно.

– Про вашего мужа чуть позже поговорим, надеюсь, успеем до его возвращения. Я про другое спрашиваю. Насколько далеко зашли ваши отношения с моим папой?

– А ты напористая, Фрося, в отца, характер его, точно, – Варвара Петровна вздохнула, приложила ладонь к глазам и выпалила, – да не было у нас ничего! Что я, не понимаю? Я ж замужем, что ты!

– Ну, в этом смысле, может, и не было, верно. Но я про другое. Отец испытывал к вам симпатию, это ж все видели, и вам, наверное, приятно было, и вы, наверное, как-то отвечали ему… Так?

– Так, да не так. Да, обращал он внимание на меня. И приятно мне было. Но лишнего я не позволяла. Что я, не понимаю? – повторила женщина, взволнованно теребя салфетку. – Да ты подумай, Фрося, я инвалид, хорошо – муж есть, а хоть если б и не было. Твой отец – человек увлекающийся; вон за ним сколько женщин бегало, отношения наши долго не продлились бы, не стоило и начинать… Я и не начинала. Что я, не понимаю?

– Да я про другое, – попыталась вклиниться Фрося. Но Варвару Петровну как прорвало:

– И что ты к этому привязалась? Отец твой – взрослый человек был, свободный, здоровье в порядке. Ты прости, конечно, но мама твоя давно от вас уехала. А мужчины, они такие, им это нужно, ничего тут не попишешь, устроены они так.

– Да что вы, в самом деле? Не осуждаю я ни вас, ни отца. Я же про другое говорю, – Фрося поправила сбившийся на гладкий лоб локон. – Дело тут вот в чём. Может, у вас и не было ничего такого, но слухи в посёлке ходили; сами, небось, знаете. Могло всё это и до Гиля Давыдыча, ну, Давидовича дойти. Да и дошло, наверное, как думаете?

Кончики пальцев Варвары Петровны чуть дрожали, она вспоминала:

Морозный вечер. Раскрасневшаяся и взволнованная, входит она в дом чуть позже обычного. Муж встречает тяжёлым взглядом: «А ты, Варя, опять за старое? Задницей теперь перед прокурором виляешь? Ладно! А, впрочем, нет, не задницей, знаю я, почему на тебя мужики пялятся… Думал слухи про вас, ан нет, сегодня сам видел, как вы по району гуляете. По взглядам вашим всё понял… Зачем ты так? Отступись!»

От воспоминаний этих стало дурно, заныло сердце, но вслух она сказала:

– Да, доходили до Гиля всякие сплетни, но я ему всё объяснила, понял он, – голос Варвары Петровны звучал неуверенно, скользко.

– А не мог ваш муж из ревности…

В этот момент из комнаты, отделённой от кухни печью, послышался лёгкий шорох. Женщины смолкли, вслушивались, гадая – показалось, иль нет. Снова шорох! В установившейся тишине, широко размахивая маятником, громко тикали деревянные настенные часы с замысловатыми резными узорами. Минутная стрелка передвинулась ровно вверх, и тут же распахнулась, словно выстрелила, маленькая дверка, выпуская на волю деревянную птичку. Фрося вздрогнула. «Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!» Опять шорох, и из-за печки, важно подняв хвост, вышел на променад кот Барсик. Женщины выдохнули.

– Варвара Петровна, ещё один бестактный вопрос, – Фрося понизила голос. – Что поделать, не из праздного любопытства интересуюсь. Так вот, почему вы решили, что муж будет удалять вам грудь, не лучше ли доверять такое деликатное дело постороннему человеку? Нашли бы другого хирурга.

– А зачем? У Гиля Давидовича опыт ого-го.

– Кто вам диагноз ставил? Муж?

Варвара Петровна молчала. Фрося, чуть повышая интонации, продолжила:

– Вы обращались по поводу рака груди к специалистам? К кому-нибудь кроме мужа?

– Да говорю же, он очень опытный врач, Фрося! Но, конечно, мы перепроверили диагноз, возили снимки рентгеновские в Читу.

– Кто возил?

– Гиль, – выдохнула Варвара Петровна.

– К каким именно специалистам возил? – не унималась Фрося.

– Не помню, два года прошло, да и не интересовалась я. Да хватит уже, уходи, Ефросиния. Уходи! – Варвару Петровну трясло, как при ознобе.

– Онкология – не шутка! Там же обязательна биопсия и последующее лечение. Вам анализ вообще делали? Это ведь не так вот запросто: рентген и сразу под нож!

– Про-ва-ли-вай, – на щеках хозяйки блестели крупные слезинки, в волнении она поднялась. Последовавшая её примеру Фрося уже почти кричала:

– Вы знаете, Гиль Давидович оперировал моего отца, и тот умер во время операции. Можно сказать, ваш муж его зарезал! Так вот, вскрытие показало, что особой необходимости в операции не было! Ваш муж убедил его оперироваться, а потом…

– У-би-рай-ся! – шипела хозяйка, выталкивая единственной рукой надоевшую гостью. Но та, вцепившись в косяки, задержалась в дверях.