Двойная западня - Андрей Кокотюха

Дядя Жираф по уму толкует: всю эту шнягу с признанием в убийстве надо как-то законно оформить. Приду я, допустим, в ментовку, скажу, что убил такого-то, казните. Только, братан, даже в нашем долбаном суде надо доказательную базу предъявить.

— Ты все сказал? — после паузы уточнил Хряк.

— Я все сказал.

— Тогда по порядку, Саня. Кардиналу нужен не труп убийцы. Ему нужен живой человек, который возьмет все на себя. Само собой, за такое дадут вышку. А могут и не дать. Это шанс, пацаны, и шанс реальный. Так — война и трупы, наши с вами, между прочим. В противном случае — никто не пострадает, разве тот, кто в крытую пойдет. На крытке, допустим, любой из нас оказаться может, Валет вон уже ходил, да и Дизель разок отметился по малолетке. Там, я слышал, жить можно. И кто знает, может, все так повернется, что не дадут вышку сразу, а намотают по полной — «пятнашку». Уйти на зону — остаться в живых.

— Вот и иди! — снова не сдержался Валет.

— Не нам предъявляют! — Хряк опять развел руками. — Не мы попали! Короче, завалить вас здесь и сейчас — это не решение проблемы, пацаны, серьезно говорю. Кардиналу нужен живой убийца, и он станет требовать тогда с нас. И тогда, парни, война станет неизбежной, как солдатский дембель. Я ответил тебе, Кондрат?

— Я все понял, — кивнул тот, — есть мы в городе, свалим ли, мертвые ли будем — проблема останется. Только если нас убьют или мы сделаем ноги, она станет вашей.

— Выхода нет, Кондрат, — подытожил Дизель. — Разве что кто-то из вас, самый хитрый, за эти дни завалит в ответку самого Кардинала.

— И все-таки как они там, в Донецке, себе представляют явку с повинной? — Теперь этот механизм заинтересовал и Гуслю.

— У них спроси, — огрызнулся Валет, наливая себе снова.

— Трезвая мысль! — Хряк нацелил на него палец, потом перевел его на сидевшего рядом Гуслю.

— Пальцем не надо показывать, да? — снова повысил голос Валет.

Кондрат положил ему руку на плечо.

— Ладно, пацаны. Я все понял, короче. У нас трое суток, за это время надо что-то решить. Игорь прав: есть реальный шанс после признания и суда не получить высшую меру. Надо думать, подогрев на зону пойдет из Новошахтерска хороший, жирный и регулярный.

— Ты собрался? — В голосе Гусли звучали нотки удивления.

— Мысли вслух. Помозговать есть о чем. Пошли? Отпустив плечо Валета, он первым двинулся к выходу. За ним, отклеившись от стены, тронулся Жираф. Остальные двое тоже поднялись со своих мест.

— А шашлык? — вырвалось у Хряка. — Обижаете повара!

— Приятного аппетита, — пожелал Кондрат.

Тем вечером «бригадир» предложил сразу разойтись и подумать каждый за себя.

Сам Кондрат жил один в старом доме, оставшемся в наследство от бабушки. Она пережила его родителей: отца еще при Союзе завалило в шахте, мать сгорела от туберкулеза три года назад, а бабку похоронил прошлым летом. Она так и не узнала, чем занимается единственный внук. Думала — бизнесом, как все сейчас…

Улегшись с ногами на кровать, Кондрат вдруг подумал: а ведь если собраться сейчас, выгрести все деньги, имеющиеся в доме, прыгнуть в «бумер» и гнать его на предельной скорости подальше отсюда, туда, где можно осесть, то и не найдут. Хряк выразил общее мнение братвы: никого они сдавать не собираются, но и воевать с Кардиналом тоже не хотят, «кондратовские» сами должны все решить. Вот и пускай решают промеж себя Жираф, Гусля и Валет, кому жертвенным бараном в Донецк ехать.

Эту мысль отбросил тут же. Еще чего — пацанов бросать. Если кто решит сейчас поступить так же и сам сделает ноги — его личное дело, Кондрат в претензии не будет. Только вряд ли кто из их четверки на такое способен… Отдать Кардиналу в качестве жертвы кого-то из рядовых «быков»? Не выход, они у себя в Донецке вполне могут сделать то же самое. Нет, здесь рядовой не нужен, подойдет только серьезный бандит с репутацией, как раз кто-то из них четверых.

Так ни до чего и не додумавшись, Сашка Кондрат заснул беспокойным сном.

Наутро все четверо снова встретились, хотя разговор, как и следовало ожидать, не клеился. Валет, как и раньше, предлагал драться, причем со всеми, и грозился рвать зубами всех подряд, хоть даже и «хряковских». Жираф по-прежнему был уверен, что удастся как-то договориться, и некоторое время парни в самом деле оживленно обсуждали бесперспективные варианты. Гусля, как и предполагал Кондрат, мыслил в одном направлении с ним, предлагал бежать: «быки» самораспустятся, разбираться с проблемами придется этим умникам, Хряку и Дизелю. «С нашими проблемами», — напомнил Кондрат, и они снова завелись, их ли это проблема на самом деле.

Первый день из трех отпущенных Кардиналом на размышление прошел впустую.

На следующее утро «бригадир» не мог найти никого из друзей. Дома не было, телефоны отключены. Угробив полдня, утюжа Новошахтерск и окрестности, Кондрат вернулся обратно домой, зарядил в видик какой-то боевик со Шварценеггером и так, глядя в телевизор и не понимая, что там происходит, провел несколько часов.

Трое остальных явились под вечер. Причем позвонили Кондрату сначала по очереди, а потом закатились к нему вместе. Валет, уже достаточно поддатый, с ходу выставил на стол «Абсолют» из трофейных запасов, но Жираф при виде этой бутылки скривился, а Сашка в сердцах крикнул:

— Да заберите вы это пойло отсюда на фиг! Видеть его не могу!

— Как знал! — хитро проговорил Гусля, сходил в машину, вернулся с полиэтиленовым пакетом, торжественно вытащил из него то самое паленый бренди, с которого, можно сказать, все и началось.

Никогда еще алкогольный суррогат не шел так легко и хорошо! Начав с очередной попытки обсудить создавшееся положение, друзья после третьей ударились в воспоминания. Когда пошла вторая бутылка, принялись петь, как когда-то, перекрикивая друг друга и по десять раз повторяя припевы любимых песен. Наконец, когда совсем стемнело, все четверо по предложению Валета вышли во двор, дружным хором прокричали матерные ругательства в адрес незнакомого им лично, но уже глубоко ненавистного Кардинала и там же, во дворе, долго обнимались, прощаясь, клянясь друг другу в вечной дружбе и снова прощаясь.

Когда Сашка Кондрат, пошатываясь, вернулся в дом и поискал в кухне воду, он, к своему удивлению, обнаружил там еще одну бутылку такого родного, как оказалось, «Слынчев бряга». Пить в одиночку — алкоголизм. Но сейчас он меньше всего думал о том, как выглядит происходящее со стороны. Открыл бутылку, поискал, куда бы налить, нашел чайную чашку в цветочек, пожелал себе удачи, выпил, не чувствуя вкуса, постоял, покачиваясь. Потом налил еще…

…Утром проснулся от требовательного стука в дверь, обнаружил себя без штанов поперек кровати, голова гудела и кружилась, во рту полыхало адово пламя. Стук не был похмельной галлюцинацией, Кондрат сполз с кровати. Даже не потрудившись надеть джинсы, пошел открывать. Может, пацаны пришли, пива принесли.