Глаза Клеопатры - Наталья Миронова

— Интересно, как он себе это представляет. Что такой малыш может сделать?

— Кузя считает себя большой собакой.

— В следующий раз оставим его дома.

— Ты тут не командуй, — нахмурилась Нина. — Если оставить его дома, он решит, что его наказывают.

— А как же в Москве? Ты берешь его с собой на работу?

— В Москве — другое дело. Кузя понимает, что на работу я его взять не могу. Он все понимает.

Нина поднялась и направилась обратно к дюнам.

— Мы все в песке, — заметил Никита. — Давай еще разок окунемся. Большую собаку возьмем с собой.

Подхватив ее вместе с Кузей на руки, Никита снова зашел в воду. Больше всего в этой истории его поразило то, что Нина, смертельно боящаяся воды, не раздумывая, бросилась на помощь псу. И как быстро она овладела собой! Не устроила сцену, не закатила истерику… Мысленно он поклялся, что обязательно научит ее плавать. И покатает на яхте.

Смыв с себя песок, они без приключений вернулись на берег. Кузя, отряхиваясь, обдал их веером брызг и как ни в чем не бывало затрусил к расстеленному на песке покрывалу. Нина сразу же закуталась в широкое махровое полотенце. Никита предпочел обсыхать на солнце.

— Я поделюсь. — Она предложила ему свою банную простыню.

Он обтерся просто потому, что приятно было воспользоваться ее вещью. Сам он этим утром от радости, что она на него не сердится, захватил на пляж только темные очки и бумажник.

Они еще немного позагорали и пошли обедать. Нашли кафе с открытой верандой, куда пускали с собаками, заняли столик поближе к морю. Никита заказал еды на целый полк.

— Хватит! Хватит! — со смехом ужаснулась Нина. — Куда столько?

— Хочу тебя немного откормить.

— Что-то мне это напоминает «Молчание ягнят».

— Там было наоборот, — возразил Никита. — Он морил их голодом.

— Фу! Давай не будем перед обедом. Гадостное кино.

— Сама же вспомнила. И потом, мы же договорились: я не маньяк.

Нина вынула из сумки пакетик собачьего корма и две миски: в одну насыпала еды, а во вторую налила воды из пластиковой бутылочки, которую тоже извлекла из сумки.

— Ты и миски с собой носишь? — удивился Никита.

Алмазный взгляд был ему наградой.

— А ты думаешь, Курвуазье Шестой или даже Четвертый будет есть прямо с полу?

Никита перевесил сумку на спинку своего стула.

— После обеда я ее понесу. Мне как-то в голову не пришло, что ты таскаешь такие тяжести.

Нина отмахнулась, давая понять, что все это ерунда.

Они ели креветки (не такие вкусные, как вчера), густую похлебку из моллюсков, салат, копченых угрей и клубнику со взбитыми сливками на десерт.

— Не твоя? — в шутку спросила Нина, кивком указывая на проплывающий по морю парусник.

— Это «летучий голландец», — ответил Никита.

— Тот самый? Разве он такой маленький?

— «Того самого» давно никто не видел… разве что в опере Вагнера. А этот «летучий голландец» — парусный швертбот олимпийского класса.

Эту ценную информацию Нина усвоила молча.

— Ты когда-нибудь участвовал в соревнованиях?

— Нет, я увлекся парусным спортом довольно поздно, и потом… чтобы участвовать в соревнованиях, этому надо посвящать все свое время, а у меня много работы.

После обеда Никита предложил съездить в Палангу.

— Там видно будет, — уклончиво ответила Нина.

— Эх, жаль, не взяли мы с утра машину! — посетовал он. — Теперь тащиться домой пешком. Но можно взять велосипеды напрокат. Давай?

— Давай лучше пройдемся, — отказалась Нина. — После такого обеда мне надо сбросить пару центнеров.

— Тебе надо набрать пару центнеров.

— Опять людоедские разговоры? Разве ты не сыт?

— Сыт, но это временное явление. Пока до дому доберемся, опять проголодаюсь. Но тобой закусывать не буду, не бойся.

Они вышли на набережную.

— Смотри, — Никита указал на афишную тумбу, — твой родственник.

Анонсировался фильм, снятый старшим внуком Маклакова, с которым Нина никогда в жизни не встречалась. Он приходился ей племянником, но был старше ее на двенадцать лет.

— Я не могу относиться к нему всерьез, — призналась она. — И дело не в том, что он мой родственник. Все это, — она тоже кивнула на тумбу, — вообще не имеет отношения к искусству. Просто дали богатенькому мальчику поиграть в кинематограф: «На, мальчик, играй!» Вот он и играет. А ты хотел пойти посмотреть? — спохватилась Нина.

— Боже упаси! Я терпеть не могу наши политические боевики типа «Личный номер». По-моему, люди просто компенсируют свои комплексы. Выигрывают на экране битвы, проигранные в жизни.

— Согласна. Только это не политический боевик, это ремейк американского фильма, что позорно вдвойне.

— Не любишь американское кино?

— Я не люблю ремейки.

Никите захотелось поспорить, просто чтобы узнать ее мнение. Они шли назад той же живописной дорогой, времени было сколько угодно. Летний день тянулся бесконечно.

— Ну, бывает же, что актерам нового поколения хочется блеснуть в яркой роли. В театре ведь ставят по-разному одни и те же пьесы, — осторожно начал он.

— Театр — это совсем другое дело, — возразила Нина. — Бывают успешные постановки. Бывают провальные. А вот в кино я ни разу не видела, чтобы кто-то блеснул в ремейке. Актеров заменяют спецэффекты. Ну, вспомни хотя бы «Идеальное убийство» Хичкока. Разве можно сравнить ремейк с оригинальной версией? Столько технологии, что актерам нечего играть, а авторская идея просто отброшена за ненадобностью.

— Любишь Хичкока? — улыбнулся Никита.

— Обожаю.

— «Птицы», — полувопросительно предположил он.

— «Психоз», — сказала Нина.

— «Головокружение».

— «Завороженный».

— «Окно во двор».

— «Веревка». Я считаю «Веревку» лучшей экранизацией Достоевского, притом что это вообще не экранизация.

— Интересная мысль. Мне как-то не приходило в голову взглянуть на картину под этим углом, — признался Никита. — А что еще ты любишь?

— У Хичкока?

— Нет, вообще в кино.

— Банально звучит, но я люблю хорошие фильмы. Обожаю старое американское кино. Черно-белое. В нем есть своя эстетика, своя особенная красота. Черно-белая пленка дает удивительную глубину кадра, светотень, моделировку, фактуру… Я увлеклась, когда в институте училась. Мы изучали историю костюма, а старое американское кино — это целая энциклопедия. Я пересмотрела кучу фильмов. Даже мечтала создать черно-белую коллекцию в стиле ретро и назвать ее «Кинематограф». Знаешь, как у Левитанского: «Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино…»