Если копнуть поглубже - Тимоти Финдли
Шрифт:
Интервал:
— Умение побеждать.
— А еще больше? Гораздо больше?
— Что же?
— Честь.
Гриффин молчал.
— Честь превыше всего, — продолжал Джонатан. — Превыше всего остального. Итак, честь, а не сердце движет им, когда он говорит, что готов осрамить Геро. Если она наставила ему рога, то он собирается опозорить ее публично, понимая, что для женщины ее звания и положения не может быть ничего страшнее. Другими словами, собирается погубить ее — навсегда. После такого ее уже никто не возьмет в жены. Что говорит Офелии Гамлет? «В монастырь — и поскорее. Прощай»[10]. Не забывайте, что во времена Шекспира под словом «монастырь» могла подразумеваться и так называемая «девичья обитель», то есть публичный дом. Неудивительно, что девушка помешалась. И неудивительно, что Геро «умирает». Шок от подобных обвинений безмерен, если знаешь, что невиновен.
— Да. — Гриффин отвел глаза. Он все еще не понимал, куда клонит режиссер. — Это определенно делает Клавдио более жестоким, чем я себе представлял раньше, — наконец проговорил он.
— Ну, он ведь — солдат. А для солдата жестокость — качество необходимое. И она же — неотъемлемая составляющая чести. Это, вероятно, первое, что узнал Клавдио, став взрослым.
— Согласен.
— Кстати, тебе не следует сидеть в такой позе, когда ты в шортах. Не расставляй колени. И в следующий раз надевай под шорты трусы.
Гриффин поспешно сдвинул ноги и вскочил.
Господи… Что такого я сделал?
— Вот видишь. — Джонатан улыбнулся, достаточно беззлобно, но с оттенком явного превосходства. — Теперь ты знаешь, каково это — почувствовать себя на месте Геро.
Гриффин отвернулся.
— Не надо смущаться, — сказал режиссер. — Я же не настолько глуп, чтобы вообразить, будто ты со мной заигрываешь. Верно?
— Естественно.
— А ты, Зои, почему все время молчишь?
— Просто соображаю, не видно ли чего лишнего у меня из-под платья.
Эта реплика разрядила обстановку. Даже Гриффин вынужден был рассмеяться.
Умненькая девочка, подумал он. Надо не забыть ее потом поблагодарить.
Джонатан загасил сигарету и спрятал пепельницу в карман.
— Знаете, почему я решил вызвать сегодня вас двоих? Вас, а не всю труппу? Потому что… вы молоды. И мне редко приходилось встречать двух молодых актеров такого большого дарования. Я призываю вас — никогда не расслабляйтесь и используйте все возможности, которые таятся за каждым словом, произнесенным вами со сцены, за каждым жестом, каждым шагом по сцене, каждым взглядом, куда бы вы ни смотрели. И главное — слушайте. Постоянно слушайте, помня, что вы ничего не знаете. Упала булавка — вы обязаны услышать. Что бы это значило? Расправила крылья муха — вы обязаны заметить. Даже если кто-то чуть подастся в вашу сторону — вы и это обязаны сразу уловить. Ничто из происходящего в вашем присутствии не должно остаться незамеченным. Это не значит, что вам следует реагировать абсолютно на все, но нужно все осознавать, чтобы, когда потребуется или окажется уместной ваша реакция, она вытекала из всей предшествующей цепи событий. Многое из сказанного вам уже известно, но я хочу, чтобы это закрепилось в вашем сознании. Сейчас, когда «Буря» и «Много шума…» идут, причем, я бы отметил, с большим успехом, для вас настал опасный период. Возможно, самый опасный период для актера. Потому что вы можете легко потерять с таким трудом наработанную напряженность. Можете стать слишком уверенными в себе, слишком самонадеянными и расслабитесь. А зрители это моментально почувствуют. Они всегда чувствуют, когда кто-то работает не в полную силу. Это понятно?
— Да, Джонатан.
— Да. Спасибо, Джонатан.
— А теперь — какие у вас планы насчет обеда?
— Я встречаюсь с Ричардом в «Бентли», — сообщила девушка.
— С Ричардом Хармсом?
— Да.
— Я считал, ты с ним порвала.
— Нет. Пока нет, — улыбнулась Зои.
— А ты, Гриффин?
— Собирался поесть в «Зеленой комнате».
— Один?
— Да.
— В таком случае пошли со мной в «Даун-стрит». Времени до дневного спектакля как раз хватит. Если, конечно, тебе не надо сначала домой.
— Нет, не надо. С удовольствием.
Зои поцеловала обоих мужчин, взяла свой текст и удалилась.
— Пошли через главный вход, — предложил режиссер, спускаясь в зал.
— Ведите. — Гриффин подхватил рукопись пьесы. — Я за вами следом.
3
Пятница, 3 июля 1998 г.
В час пятнадцать пополудни Джейн сидела за кухонным столом с альбомом набросков и подборкой материалов по средневековым витражным окнам и изображениям святого Георгия и дракона. Она считала огромным преимуществом своей профессии то, что половину работы можно было делать дома.
Стоял июль, и, как обычно летом в последние годы, Южный Онтарио накрыла волна жары. А вместе с жарой пришла влажность, заставлявшая несколько раз в день менять одежду.
Джейн казалось, что она снова очутилась в дельте Миссисипи, и временами ее удивляло, почему окружающие не говорят так, как говорили все в ее детстве — в стиле романов Уильяма Фолкнера и пьес Теннесси Уильямса. По крайней мере, этим летом в Стратфорд согласилась приехать Аманда Уингфилд, которая четыре-пять раз в неделю появлялась в «Стеклянном зверинце». А где остальные? Почему ее друзей и соседей не зовут Бланш и Альма, Бейард и Квентин — почему они не те, кто прожигает жизнь на диете из слишком обильной выпивки и слишком цветистых речей, постепенно угасая в некогда роскошных усадьбах?
Представлены были все атрибуты жизни в Луизиане — соответствующая одежда, разнообразные средства борьбы с жарой. Крутились потолочные вентиляторы, таяли кубики льда в высоких запотевших стаканах с холодными напитками, из открытых соседских окон лилась меланхоличная музыка. В ходу были только свободные, просторные платья, рубашки и брюки. Порой по целым дням обходились вовсе без обуви; волосы постоянно стягивали на затылке, чтобы не лезли в лицо.
В июне, июле и августе не стесненная ничем грудь считалась в порядке вещей — это был сезон узаконенной демонстрации естественных форм. Попытаешься противиться этому — и тело начнет задыхаться. Продажа антиперспирантов подскакивала на двадцать процентов. Счета за расход воды взлетели выше крыши. И день за днем, день за днем девяносто, девяносто пять в тени[11].
И все же, несмотря на расслабленные дни и знойные ночи, это был не старый добрый Юг ее детства, хотя сходства хватало. Например, старинные дома, которые Джейн до сих пор называла довоенными, потому что многие из них напоминали построенный до Гражданской войны дом, в котором она родилась. Родилась в буквальном смысле слова. Ее бабушка, чья мать в 1860-х годах ребенком пострадала от жестокостей янки, не признавала больниц. В больницах все умирают, говаривала она, потому что видела, как скончался ее отец под представлявшимся ей безжалостным ножом эскулапа из Нью-Йорка. Поэтому Джейн появилась на свет дома — в огромной кровати своей прабабушки Оры Ли Терри.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!