Война с видом на море - Игорь Срибный

– Пионер Джоник!

– Й-я! – подскочил Джоник, едва не опрокинув парту.

– К доске!

– Й-есть! – гаркнул Джоник и строевым шагом пошел к доске, печатая шаг.

– Тебе вопрос, пионер: противотанковый гранатомет «РПГ-7»!..

И тут в окно класса влетела граната Ф-1 и бешено завертелась на линолеуме пола. За окнами школы затрещали автоматы. Со звоном посыпались разбитые пулями стекла…

– Ложись! – во весь голос заорал Седой, падая на пол. И вдруг увидел, что граната подкатилась прямо к его голове… Он резко крутанул свое тело вправо, откатываясь от гулко хлопающей по полу ребристой рубашки гранаты, и… оказался на полу, завернутый в мокрую от пота простыню, как гусеница в кокон…

– Господи! – вздохнул Егор, с трудом выбираясь из цепких объятий сна. – Да что ж это за сон такой?! Дебилизм сплошной!

Он сбросил с себя простыню и отнес ее на лоджию сушиться.

Закурив, Седой долго стоял на лоджии, стараясь отдалить от себя сон, в котором он чуть не погиб от взрыва гранаты….

Застелив кровать свежей простыней, он снова рухнул в объятия Морфея.

Теперь ему снилось, что разведчики уходят от преследования по открытому со всех сторон, прямому как стрела ущелью. Пули высекают искры прямо у их ног, а они бегут из последних сил. Седой вдруг понял, что ноги не слушаются его. Каждый шаг давался с огромным трудом и болью. Он уже не бежал, а шел, еле-еле переставляя ноги…

А пацаны удалялись все дальше и дальше. Он хотел закричать, позвать их, но голос почему-то пропал, и из его горла вырвалось только какое-то змеиное шипение.

Он понял, что ему не уйти, и остановился, поджидая духов. Он знал, что магазин автомата пуст, и отбросил его в сторону, выхватив из потертых деревянных ножен «НР-43». В другой руке он мертвой хваткой зажал гранату, вырвав кольцо с предохранительной чекой. Духи окружали его молча, скаля зубы в зловещих ухмылках. Седой выжидал… Но вдруг духи разом бросились на него, словно стая волков. Он, как мог, отбивался ножом, но в тесноте навалившихся на него тел не мог никому причинить серьезного вреда. И тогда он, что было силы в легких, заорал «А-а-а!» и бросил себе под ноги гранату…

В стену громко постучал сосед. И Седой понял, что он действительно кричал во сне. Мышцы левой руки, удерживающей во сне гранату, свело судорогой… Во рту пересохло…

Седой тяжело встал с кровати и, шаркая по полу разношенными тапками, пошел на кухню. Достав из холодильника запотевшую бутылку пива, он пальцами сковырнул крышку и припал к горлышку, выпив бутылку залпом.

Усевшись за стол, он долго думал, что могут означать эти кошмарные сны, но так как никогда не был силен в их толковании, решил, что это просто реакция мозга на события последних дней в Чечне. «Или просто непереваренный кусок шашлыка!» – подумал он, вздыхая.

За окнами брезжил рассвет, и он решил не ложиться больше, потому что еще один подобный сон вырубит его из деятельной жизни на весь день.

Седой включил компьютер и начал отвечать на накопившиеся письма. Большая их часть оказалась рекламной чушью, и он безжалостно поудалял ненужное. За работой незаметно пролетело время, и, взглянув в угол экрана, он увидел, что уже 8.10. Сладко потянувшись, он решил прилечь на полчасика… и провалился в сон…

Проснулся он около одиннадцати, абсолютно ничего из приснившегося не помня. Но два предыдущих сна засели в памяти намертво.

Дел было много, и Седой, раздирая рот зевотой, пошел в душ.

Он никогда не верил в сны и снисходительно выслушивал истории других о сбывшихся якобы снах. Раньше ни один из его снов не сбывался, хотя часто снились ситуации, подобные сегодняшним. Но сны этой ночи почему-то серьезно встревожили его. Был в них какой-то намек, предзнаменование.

Но поразмыслив, он решил, что чушь все это несусветная, о которой нужно просто забыть!

Целый день он был занят делами, накопившимися за время его пребывания в Чечне: сделал отметку в отпускном удостоверении в военкомате, пообщался с бывшими коллегами по службе (до Чечни он служил в городском военкомате), уплатил коммуналку, выстояв длиннющую очередь в сберкассе, отвез в прачечную грязное белье и обмундирование… Но едва он вошел вечером в квартиру, как тревожное чувство, вызванное ночными кошмарами, вновь вернулось к нему.

Он не мог себе объяснить эту тревогу, возникшую, казалось, на пустом месте, и это еще больше угнетало его. Потому что он знал свою военную интуицию, которая практически никогда не подводила его в боевых условиях, вовремя предупреждая об опасности. Но он сейчас находился далеко от войны, в мирном городе, где ничто не должно было угрожать ему…

Просидев весь вечер у компьютера и уничтожив достаточное количество немецко-фашистских захватчиков, гоняя в «Medal of Honor», он, наконец, успокоился и пошел спать…

Спал Седой крепко, без сновидений…

Ах, море! Ну что за сказочный мир?! Этот ласковый вечерний прибой, лижущий пятки, этот воздух, сладко пахнущий прелыми водорослями, йодом, остывающей после дневного зноя галькой, эти полураздетые женщины с обворожительными улыбками, приехавшие в санаторий отдохнуть от работы, от кухни, от опостылевших мужей – такие нежные и доступные…

Седой отдыхал! Он несколько лет считал отдыхом выезд в Буйнакск или Хасавюрт с колонной, когда в ожидании загрузки можно было посидеть в кафе, выпить пару-тройку рюмок хорошего кизлярского коньяка и съесть пару кусков шашлыка из осетрины, обильно поливая их выжатым соком лимона или макая в гранатовый соус…

Но теперь он познал настоящий отдых! Он бродил в сумерках с очередной подругой по улице Роз, поражаясь обилию разноцветных крупных цветков и их аромату, который кружил голову, заставлял учащенно биться сердце в предвкушении ночи, обещающей сладкие объятия и горячие, ни к чему не обязывающие поцелуи…

Он с удивлением и восхищением разглядывал стволы пальм, на которые неизвестный художник в великолепном полете фантазии умудрился намотать в поразительно красивом беспорядке коричневые нити кистевидных волокон, крепких на разрыв.

После руин и разрушений войны он наконец-то попал в рай великолепных архитектурных ансамблей, старинных особняков, цветущих парков.

И… через неделю он уже полностью забыл о войне, о неимоверных физических и моральных нагрузках, о приятной тяжести оружия в руках… Он полностью окунулся в этот сказочный курортный сон…

Только одно смущало его и заставляло выходить на пляж только ранним утром и вечером – многочисленные безобразные шрамы от пулевых и осколочных ранений, в изобилии покрывающие его тело. Он не терпел с детских лет проявлений жалости к себе, и, единожды заметив, с какой материнской жалостью смотрит на его шрамы пожилая женщина, он сразу же решил для себя не выходить на пляж в дневные часы, когда там полно народу.

Время в Сочи летело с неимоверной скоростью, и братья глазом не успели моргнуть, как пролетел двадцать один день отдыха, предусмотренный путевкой.