Русский клан - Виктор Косенков

— Горби нашелся!

— Да ну?

— Нашелся! Угадайте где?

— Где?

— А вы угадайте!

— Блин, Лева, не томи душу. Говори, давай, а то мы тебя в нужнике утопим.

— Не утопите. — Дороф сел на пыльный асфальт и тяжело вздохнул. — Я ценный еврей. Таких даже гитлеровцы не расстреливали. Боялись!

— Мы-то не гитлеровцы… — протянул Морозов.

— Что верно, то верно, — нарочно картавя, согласился Лев. — Ладно. Ладно, душители свободы, скажу. В Штатах.

— Где? Где?

— В Шта-атах! Точнехонько в штате Вашингтон. Выступает, сука говорливая, перед парламентом тамошним. Догадайтесь, чего просит.

— Херня, — не поверил кто-то, но в голосе говорившего Морозов услышал такую тоску, что поверил сразу же и бесповоротно. — Не может быть…

— Может. Очень даже может. Я его речь сраную три раза перечитал. Про верные ему войска говорил, про повстанцев, про тоталитарное прошлое, к которому возврата нет и быть не может… и так далее.

— Начальники знают? Сказать бы, — забеспокоился Свердлов.

— Все в курсе, кому надо. Можешь мне поверить.

Морозов кинул вещмешок неподалеку от входа в шатер и сел рядом. Хотелось спать. На душе от принесенного Левой известия было муторно. И хотя по отношению к Горби никаких сомнений не было и раньше, однако вся эта история с президентом, вымаливающим заокеанскую помощь для борьбы со своим же народом, была настолько омерзительна, что Юрию захотелось вымыться.

Ребята осадили Левку.

— А как он туда попал? — спросил кто-то. — Вроде ж в Крыму был…

— Ага. Был, — подтвердил Дороф с таким видом, будто самолично пил водку с президентом на его даче. — После того как вся каша заварилась, он вроде как исчез. Потом взорвали там все. Я так понимаю, что схема простая: до ближайшего своего аэропорта и вперед, с пересадкой где-нибудь в Берлине. Ерунда это все, братцы, а вот что дальше будет…

Про «дальше» Морозов слушать не стал. Плюнул в пыль и полез через низкий вход в палатку.

«На кой мне это все? Игры эти, — думал он, вертясь на жестких армейских одеялах. — Политики. Вся страна как с ума посходила. Будка гласности. Целое государство — одна сплошная будка. Собачья.

И все грызутся. Да так, что стены наружу выпадают. А мне что делать? Не хочу я ни псом быть, ни в будке жить. И демократии ихней не хочу. И порядка из генеральских рук, пожалуй, тоже не жажду. Хотя последний всяко предпочтительнее, если уж выбирать из двух».

Он сел, зачем-то взял в руки автомат. С «Калашниковым» было легче. Железка приятно холодила руки.

Продуманный до мельчайших подробностей механизм, надежный, злой, решительный и одновременно спокойный. Мужское оружие. Без западного выпендрежа.

Юрий провел вспотевшей ладонью по стволу. Легко коснулся пальцами предохранительной скобы.

«А почему я, собственно, должен выбирать между дерьмом и дерьмом? Почему или тонуть, или гореть? Почему я, нормальный, серьезный человек, не могу жить так, как я того хочу?»

Морозов вынул рожок. Отщелкнул в ладонь несколько патронов. Покатал их между пальцами, разглядывая со всех сторон. Маленький кусочек железа, несущий смерть в самой своей природе.

«Жить так, чтобы мне ни президенты, ни генералы не указывали. И чтоб на соседей-морализаторов не оглядываться, как на Западе. Хозяином быть. Так, как я хочу. А как я хочу?»

— Чтобы жить, как хочется, надо сначала знать, чего хотеть. Чтобы потом слезами не заливаться, — вслух произнес Морозов.

Он загнал патроны обратно в магазин и положил автомат рядом с собой.

В шатер начали заходить ребята. Окруженный вниманием Лева Дороф сыпал направо и налево мелкими новостями.

— А ты чего здесь? — обратился он к Юре.

— Спать надо, вечером нас тут уже не будет. И скорее всего лагерь без нас свернут. Значит, по шахтам полезем в ночь. Спать. — И Морозов закрыл глаза, чувствуя, что внутри что-то зреет, большое, серьезное.

«С Вязниковым надо будет потрепаться, — подумалось перед сном. — Когда-нибудь это дерьмо все же кончится. И что тогда?»

Казалось, заснул только-только. В темном тумане начали вырисовываться картины. Почему-то бой. Какие-то клочья, свисающие из деревянной рамы. И усатые хари, что лезут в дверь. Автомат коротко рявкает, выпуская наружу всю свою злобу. Потом потолок. Белая поверхность. Вроде бы боль в груди. Во сне неотчетливо, гулко звучат выстрелы и совершенно не ощущается тело. «Игорь! Игорь!» Топот. Стрельба. Потолок.

Морозова тряхнуло.

Он моментально открыл глаза, правая рука сорвалась вниз, нащупывая автомат.

— Спокойно. — Над ним стоял, чуть наклонившись, давешний майор. — Поднимай людей.

И направился к выходу.

— Эй, — негромко окликнул его Морозов. — Я им не командир…

— Значит, будешь им. Поднимай. Через полчаса выходим.

Майор вышел. Из-за болтающегося полога тянуло ночным холодом.

— Как скажешь, начальник, — пробормотал Юра. — Ребята, подъем. Через полчаса сбор.

Когда Морозов выбрался из палатки, лагеря уже не было. На площади стояла одинокая цистерна с остатками питьевой воды и несколько рабочих сворачивали последний шатер. Пыхтел в ожидании грузовик, на котором, по всей видимости, должны были увезти ополченческую палатку.

Кое-как умывшись холодной, ночной водой, Юра помахал руками, чтобы разогнать сон, и направился к майору, сидевшему на куче кирпича неподалеку.

— Какие будут распоряжения? — спросил Морозов, садясь рядом.

Майор выплюнул спичку, которую жевал, и нехотя ответил:

— Пойдем в метро. Не все, человек семь.

— А остальные?

— Остальные с грузовиком уедут. Не переживай, без дела никто сидеть не будет.

— Я не переживаю. А кого в подземку брать?

— Я все скажу.

Юра присмотрелся к майору повнимательней.

— Ты вот что, Семен Дмитриевич, ты не сердись, если я чего не так скажу, но лучше будет, если сразу объяснишь, что к чему.

— Все скажу, — по-прежнему коротко отозвался Верещагин.

Когда группа ополченцев закончила умывания и приготовления, майор построил всех в подобие шеренги.

— Сегодня ночью вам поручено выполнить особое задание. Штаб армии решил, что с этим делом вы можете справиться. И хотя задание довольно сложное и опасное, на вас возложена эта большая ответственность. — Его голос звонко разносился в пустоте площади. — Дело будет сопряжено с большим риском. Поэтому пойдут не все. Сразу могу сказать, что в ходе выполнения задачи придется спуститься вниз и вести активные боевые действия в коридорах Московского метрополитена. Это нелегко. Поэтому прошу вас подумать, все взвесить и только тогда решать. Остальные подробности я сообщу позднее и только тем, кто вызовется идти. Мне нужно шесть человек. Добровольцев, конечно.