Мастерство. Путешествие длиною в жизнь - Георг Леонард

«Для меня это минуты наивысшего счастья, – рассказал мне один мой друг-писатель. – Это минуты, когда вся чепуха уходит куда-то. Как только я вхожу в кабинет, то чувствую радость. Это мои книги на полках, это особый запах рабочего места. И все элементы начинают соединяться в тех произведениях, которые я уже создал и только собираюсь написать. Даже если я провожу за работой всю ночь, я не испытываю усталости. Ведь меня ждут все тридцать три удовольствия – от написания одного-единственного предложения до придумывания нового сюжета».

«Многие люди делают что-то, потому им сказали делать это учителя или родители, – говорил призер Олимпийских игр по гимнастике Питер Видмар[5]. – Те, кто берется за какое-то дело ради денег, славы или медалей, не справятся с ним по-настоящему эффективно. А вот когда вы открываете в себе собственное призвание, вы уже не ждете, чтобы кто-то другой решил ваши проблемы за вас. Вы решаете их сами. Конечно, я ставил перед собой какие-то определенные цели. Но в основе всего лежало то, что гимнастика мне нравилась и приносила настоящую радость. Я вообще-то никогда и не думал, что когда-то смогу стать участником Олимпийских игр».

«Для меня важен сам процесс творчества, – рассказывала мне известная художница, которая каждый рабочий день проводит в мастерской по четыре часа. – Когда я берусь за кисти, у меня возникает удивительное ощущение счастья. Мне нравится корпеть над своими работами. Я специально использую это слово “корпеть”. Когда работа выходит хорошо, я чувствую, как она отзывается во мне. Меня вдохновляет сам процесс творчества. Если бы я им не занималась, я бы предала себя».

Когда я был ребенком, мой отец разрешал мне ходить с ним на работу по субботам. Думаю, ходить в офис субботним утром ему было не обязательно. Но его просто тянуло туда. Он работал в страховой компании. И пока отец просматривал почту и документы, я играл с восхитительными вещами тех дней: величественными печатными машинками с прямыми клавишами, ручными механическими калькуляторами, степлерами и дыроколами, а также со старым диктофоном, на котором я мог записывать и воспроизводить свой писклявый голос.

Я любил эти субботние утра, в которых для меня царила тишина, витал запах клея и чернил, ластиков и хорошо послужившего дерева. Обычно я делал бумажные самолетики и запускал их. Но изредка мне удавалось зайти в кабинет отца и просто сидеть там. Я поражался его глубокой концентрации. Он находился в своем мире, расслабленный и в то же время сосредоточенный на открывании конвертов самых разных размеров, прочтении содержащихся в них писем и складывании их в стопки для секретаря. При этом на каждом из них он делал какие-то пометки. Во время работы губы у него были чуть приоткрыты, дышал он ровно, а его взгляд выражал умиротворение. Его руки двигались очень уверенно и даже как-то гипнотически. Я помню, что еще тогда, когда мне было не больше десяти лет, я задавал себе вопрос, смогу ли я когда-нибудь достичь такой концентрации внимания и буду ли получать такое удовольствие от работы. Конечно, мне это было недоступно ни в школе, ни дома во время моих зачастую пустых усилий по выполнению домашних заданий. Даже тогда я понимал, что мой отец – человек с амбициями, который стремится к получению видимого вознаграждения за свою работу, в том числе общественного признания и даже какой-то славы. Но я также понимал и то, что он любит свою работу: ее ритм, получаемые от нее ощущения и саму ее суть. Коллеги моего отца позже рассказывали мне, что он был одним из лучших в своем деле. Надо признать, его стремление к общественному признанию и славе никогда не материализовалось. Но ведь признание не всегда приносит удовлетворение, а слава для многих становится тяжким испытанием. Любовь к вашей работе, желание трудиться даже при отсутствии видимых наград – это и есть самый верный залог мастерства.

Выражение глубокой сосредоточенности на лице отца в те моменты, когда он отдавался любимому делу, нельзя не сравнить тем, что я видел на лицах всех тех, кто находится на пути к мастерству. Даже если они испытывают при этом муки или страдания из-за физического напряжения. Жанр спортивной фотографии почти всегда демонстрирует кульминационные моменты – «счастья победы / горечи поражения». Нам снова и снова показывают лица, искаженные от боли или триумфа. Однако мне кажется, что лицо настоящего мастерства – расслабленное и спокойное, возможно, с легкой улыбкой. В действительности те герои спорта, как представляется, иногда переходят в какое-то другое измерение. Противостоящие спортивному противнику, измученные криками возбужденной толпы, они заставляют казаться простым то, что на самом деле очень трудно и, похоже, выходит за пределы человеческих возможносткй. Этим людям каким-то образом удается создавать гармонию там, где в другое время царил бы хаос.

Когда я готовил для Esquire специальные разделы, посвященные мастерству, я искал фотографии, которые бы наилучшим образом показывали лицо мастерства. Я пересмотрел сотни снимков самых известных и крупных фотоагентств. И среди ставших уже привычными изображений «счастья победы / горечи поражений» я нашел то, что искал. Бегун Стивен Скотт на последнем повороте дистанции в одну милю. Его лицо безмятежно, его тело расслаблено. Прыгун в воду Грег Луганис на краю доски: его лицо спокойно и сконцентрировано. Гимнаст Питер Видмар, выполняющий вольные упражнения: его тело в чрезвычайно напряженной позе, но лицо задумчивое и невозмутимое. Баскетболист Карим Абдул-Джаббар, совершающий свой знаменитый «небесный хук» через руки защищающегося соперника: его лицо светится от внутреннего восторга. Абдул-Джаббар – яркий человек. Я уверен, что он любил деньги, славу и те преимущества, которые приносила ему спортивная карьера. Но «небесный крюк» он любил больше.

Как я уже говорил раньше, цели и планы очень важны. Но они существуют в будущем и в прошлом и недоступны нашим органам чувств. Постоянная практика и тренировки – путь к мастерству – существуют только в настоящем. Вы можете их видеть, слышать, осязать или обонять. Любить ровные участки «плато» – значит любить бесконечное настоящее и спокойно наслаждаться неизбежным прогрессом и достижениями, когда придет их черед (вместо того чтобы жить только их ожиданием). После чего с радостью предвкушать новое «плато». Любить «плато» – это значит любить все самое главное в вашей жизни.

Человек устроен так, что способен к обучению и старательно учится с момента рождения до смерти. И именно эта способность отличает его от всех других форм жизни. В разные времена человека называли строящим животным, работающим животным и воюющим животным. Но все эти определения не точны и, в конечном счете, ошибочны. Человек прежде всего ученик, и базовый код нашего вида заключен именно в этом слове.

В свете этого освоение человеком тех умений, которые не заложены в нем генетически от природы, – наиболее характерный из всех видов человеческой деятельности. Первые условия для обучения не связаны с его формальной стороной: лучшей школой для нас является окружающий мир. Уже в раннем детском возрасте мы встаем на путь постижения чего-то, когда учимся говорить и ходить. Каждый взрослый для нас в этом возрасте – учитель языка. Это тот тип учителя, который улыбается нашим успехам, позволяет допускать неточности и не читает нудных лекций (то есть лучший тип наставника). Мы выпрямляемся в полный рост и начинаем ходить на двух ногах с помощью все тех же добрых и не очень строгих учителей, но к ним прибавляется еще один – неумолимый и быстродействующий закон земного тяготения, самый талантливый учитель из всех возможных. В это время мы еще пользуемся теми умениями, которые заложены в нас генетически.