Пуле переводчик не нужен - Борис Кудаев

Вот потому и есть в каждом советском посольстве комната, куда входить могут только посол, советник-посланник, резидент разведки и представитель КГБ. Свой и чужой печальный опыт учтен – в эту комнату не подадут напитков и не внесут ничего, кроме шифровки на листе папиросной бумаги. И она не покинет этой комнаты уже никогда – ее сожгут. В комнате нет ни окон, ни телефонов, и ни одного провода. В ней и мебели‑то почти нет. Но… Нет правил без исключений. Такое исключение – старое посольство в Карачи, в Пакистане. Напоминающее замок разорившегося английского аристократа, с темными дубовыми балками потолков и скрипучими деревянными лестницами, оно совершенно не приспособлено для сохранения государственных тайн. Кроме внешних кирпичных стен, и перекрытия, и стены между комнатами – деревянные. Подвала нет. Копни ниже одного метра – выступает соленая жижа. Море слишком близко. Поэтому шифровальщик МИДа живет и работает в бетонном кубе на вилле представительства Министерства геологии.

Представитель министерства – человек КГБ. Там же под видом бухгалтера представительства живет и резидент ГРУ. Послу приходится ездить туда, чтобы прочесть шифровку или передать донесение в МИД. Неудобно… но уже ничего не поделаешь. Пакистанские власти не очень любили русских – мол, христиане в прошлом, безбожники в настоящем! Переулок, где расположились русские, назвали якобы в честь романа Чарльза Диккенса, Bleak House Road – улица Холодного дома. Но дом‑то в переулке только один – советское посольство. Единственное «охранное устройство» в посольстве – на стволе большого каштана установлено углом зеркало так, что дежурному по посольству из‑за его конторки видно, кто зашел в калитку ворот. Смех, да и только. Посол Алексей Ефремович Нестеренко не хочет ничего менять, говорит, что «паки» скоро перенесут столицу на север, в Равалпинди или Исламабад. Вот там и построим новое посольство, по специальному проекту. Ну и пусть. Об этом голова должна болеть у заместителя министра иностранных дел. Учились вместе. А друзьями не стали. А вот с Нестеренко не подружиться невозможно. Удивительно обаятельный человек. Хочется его увидеть, хотя он и опальный посол.

Да и кто в Юго-Восточной Азии или Африке из советских послов не опальный? В Индии был Бенедиктов, бывший министр сельского хозяйства СССР, не согласившийся с лозунгом «кукуруза – царица полей». В Пакистане Алексей Ефремович Нестеренко – второй секретарь Украинского ЦК, когда‑то перешедший дорогу Н. С. Хрущеву. В Египте – Сергей Александрович Виноградов, возросшего влияния которого при дворе президента де Голля убоялся сам «Mister No» – А. А. Громыко. Он не посовестился послать (или сослать?) из Парижа в Каир посла, который безошибочно предрек приход к власти опального французского генерала Сопротивления. Виноградов не только предсказал победу де Голля, но и всячески поддерживал его в годы опалы, навещал его в родном поместье. Уж как только не склоняли посла на коллегии МИДа за его дружбу со своенравным политиком! Но коллегией не обошлось – дружба Виноградова с де Голлем стала темой неприятного разговора в заграничном отделе ЦК. Сообщив ему «совершенно секретную» информацию о том периоде жизни де Голля, когда он сносился со ставкой Сталина через приставленного к нему сотрудника разведывательного управления Григория Агаянца, которого он знал под именем Ивана Авалова, его пытались убедить, что де Голль – это французский Сталин. Тогда генерал оказал Иосифу Виссарионовичу неоценимую услугу, сообщив ему, что в немецком концентрационном лагере находится сын Сталина от первого брака, Яков. Именно эта заблаговременно доведенная до Сталина информация позволила ему свыкнуться с этой мыслью и внутренне подготовиться к возможному разглашению этой информации. И когда немцы предложили Сталину обменять его сына на Паулюса, прозвучала знаменитая фраза: «Я солдат на маршалов не меняю!»…

Виноградову прямо заявили, что не потерпят более ни одной поездки посла в родовое имение нормандца. Они и представить себе не могли, что этот человек скоро станет президентом Франции… Зато де Голль, как только стали известны результаты голосования, объявил, что, в нарушение всех правил дипломатического протокола, не будет ждать поздравлений иностранных послов. Он немедленно поедет и объявит о своей победе своему русскому другу, господину Сергею Виноградову. «У русских есть пословица: «Друзья познаются в беде!» Он не знал, что этим он сам выручает посла. Уведомление о дезавуировании Виноградова уже было в портфелях дипкурьеров МИДа – так торопились его враги. Но результаты голосования, ставшие известными уже к утру следующего дня, заставили их срочно отозвать ноту. «Знатоки» из МИДа и ЦК проглотили горькую пилюлю, и любви к Виноградову у них от этого не прибавилось. Но посол теперь плевать на них хотел. Он знал, что при всей их зависти и горячем желании убрать его из Парижа теперь, сразу после победы генерала де Голля, невозможно. Он немолод, осталось лишь несколько лет работы. Он счастливо и плодотворно проработает в Париже еще несколько лет, а там пора и честь знать. Будет раз в неделю ездить на Метростроевскую читать лекции по европейской политике в МГИМО, наслаждаться прелестями подмосковной дачной жизни, писать книгу… Если бы он мог знать наперед, что, когда заговорят о его растущем авторитете у молодых членов ЦК, Громыко решит не рисковать. Ему, ставшему Чрезвычайным и Полномочным Послом в тридцать три года и заместителем министра иностранных дел в сорок, не нужны соперники…

Виноградов отправился в Каир из Парижа напрямую, без обычного в таких случаях промежуточного назначения заведующим одним из департаментов МИДа на Смоленской площади. Но ненадолго. Советские танки вошли в Прагу, и Гамаль Абдель Насер запаниковал так, что собирался немедленно выслать всех русских военных советников из Египта. Они, мол, и здесь власть захватят. В Каир срочно прибыл заместитель председателя Совета министров СССР Кирилл Трофимович Мазуров, чтобы объяснить Насеру причины этого вторжения. Он привез с собой увесистый том документов, доказывавших, что введение войск в Чехословакию для СССР – вынужденная мера. Текст настолько изобиловал военными терминами, что дипломаты взмолились, и к переводу привлекли военных переводчиков. Так как на все про все было только пять часов, то текст разделили на десять частей и успели перевести и отредактировать его как раз к ужину, который Насер и Мазуров должны были посвятить неофициальной беседе. И вдруг посол Виноградов сказался больным и к президенту Египта с Мазуровым не поехал. Ничего себе! Мазуров пожалуется Громыко. Значит, скоро замена… (Замена произошла не потому, что пожаловался Мазуров – сердце Сергея Виноградова не выдержало обид и безжалостного африканского солнца…)

И в Индии Бенедиктова, которого подвела своим побегом в американское посольство дочь Сталина Светлана Аллилуева, сменил Николай Михайлович Пеков, сделавший головокружительную карьеру при Сталине. В 29 лет – заместитель директора какой‑то шелкоткацкой фабрики в Москве. А в 32 года – первый секретарь Приморского краевого комитета партии! В 34 – член ЦК, в 48 – секретарь ЦК. Но тут умер Сталин, и это остановило стремительный рост Николая Михайловича. Он не пришелся ко двору Хрущева, и его вскоре отправили в дальнее турне по посольствам – Иран, Алжир, Индия… А у настоящих, кадровых дипломатов руки опускались – разве можно надеяться достичь каких‑то высот в своей профессии, если ведущие посты в ней раздаются влиятельным, но неугодным высшим чинам, которых надо просто убрать из Москвы… И в Танзании, и в Мозамбике, и в Анголе, и в Сирии послы – вообще не дипломаты, а бывшие первые секретари обкомов партии. Некоторые и в Африке ведут себя, как в своих советских вотчинах. Какая политика, такие и послы… Каков погонщик, такие и ослы… Хотя… В Карачи Обозреватель видел, как ослы перевозили песок из карьера на строительную площадку. Песок им насыпал в переметные сумы худой и почти черный от солнца паренек. Ослы знали, что, если надуть хорошенько живот, то подпруга, на которой висят мешки, натянется, и в мешки поместится меньше песка. Легче тащить через пять кварталов на стройку. Они старательно надували бока, становясь «под погрузку». Но паренек тоже знал это – и про подпругу, и про мешки. Даже не глядя – надулся ли осел, – он звонко шлепал по тугому ослиному брюху лопатой, осел от боли шумно выдыхал, и в мешок помещалось нужное количество песка. Следующий раз ослы все равно пытались повторить свой трюк. Упрямые… Но вовсе не тупые.