Каратист: полный контакт. Том 1 - Алим Тыналин

нет, о силовых показателях я вообще молчу. Что делал этот парень, за девушками в институте ухлестывал? Полезное, конечно, занятие, но только не в ущерб боевому развитию.

Впрочем, Хлыст выглядел не лучше. Он вытер рот, потом сказал:

— Ну держись, падла. Урою, нахрен.

Я не ответил. Во время боя предпочитаю молчать. Чтобы не тратить энергию на разговоры. И воздух. Чтобы не тратить воздух.

Хлыст снова бросился на меня, а я опять применил элементы тайского бокса. Каюсь, но на улице муай-тай гораздо эффективнее. Я сымитировал удар рукой в голову, даже сделал быстрый рывок. Хлыст остановился, закрыл лицо.

В это мгновение я ударил его коленом в живот. Удар провел по правилам тайского бокса. В карате он проводится немного по-другому. Хотя отличия небольшие.

Противник согнулся от боли. Я толкнул его в плечи, отошел подальше для сохранения дистанции и ударил еще раз. На закуску. Только на этот раз просто боковым ударом ногой. Маваши гери.

Поскольку противник не двигался и стоял согнувшись, получилась легкая мишень. От моего удара его развернуло в сторону и он свалился на землю. Да еще и об скамейку перед этим ударился.

— Ах ты, сука! — сбоку снова раздался страшный голос. Я обернулся и увидел помятого Кота с ножом в руке. — Завалю, падла.

А вот это уже серьезно. С ножом может выйти по-разному. Очень непредсказуемое оружие.

Я встал в стойку. Поднял примирительно руки.

— Э, Кот, давай не будем делать поспешных движений. Успокойся. Не надо нервничать.

Но Кот не хотел успокаиваться. Он пошел на меня, состряпав зверскую физиономию. Не знаю, как бы все получилось, но тут сзади его ударил Рома. Ногой в голову, почти, как меня.

Кот уронил нож и полетел лицом вниз. Я встретил его йоко гири, боковым ударом ноги в сторону. Хорошенько так, чтобы отучить от ножа. Кот отлетел назад и упал без сознания. Так и лежал с закрытыми глазами.

— Ну ты даешь, Витя, — Лапшин сокрушенно качал головой и стоял на месте. — Что ты наделал? Что ты наделал? Теперь все их дружки нас в землю зароют. Нокин нас лично закопает. Не мог промолчать, что ли?

Я покачал головой. Осмотрел поверженных хулиганов.

— Разве мы не для этого пошли на карате? — спросил я.

Мы подняли свои сумки. Пошли со двора по домам. Вернее, побежали. Хлыст, Кот и третий бузотер остались лежать во дворике.

— Увидимся потом, — крикнул Лапшин и убежал в свой подъезд.

Я вошел к себе и поднялся на третий этаж. Да, теперь я вспомнил, где живу. И с кем.

Открыл дверь и вошел в квартиру. Глянул на часы. Около семи вечера. Дядя уже должен вернуться с работы.

Так и есть. Он уже орудовал на кухне, звенел сковородкой и столовыми приборами.

— О, Витя, ты пришел? — крикнул он оттуда. — Молодец, как раз. Давай, мойся и дуй сюда. Будем ужинать.

Дядька мировой мужик. Тоже Ермолов, младший брат отца. Только Георгий Борисович. А отца у меня звали Кирилл Борисович.

Он погиб вместе с матерью в катастрофе, когда я был еще маленький. И дядя с тетей взяли меня на воспитание. Все равно у них своих детей не было. И потом так и не появились.

И вообще, на всю семью Ермоловых я единственный ребенок. Здесь у меня нет братьев и сестер. С одной стороны, хорошо. Не надо следить за родней. С другой стороны, плохо.

Тетя сейчас с нами не живет. Они с дядькой в разводе. Правда, документы не оформили. Сейчас это не поощряется.

Узкий коридор, у стены шкаф с куртками. Зеркало на трюмо. Я оставил сумку с ги в своей комнате, отправился в ванную.

Всюду коричневый кафель. Стены побелены в синий цвет. Кран один, длинный и свободно вращающийся над ванной и раковиной для умывания. Я сполоснулся, поглядел на свое лицо. И отправился на кухню.

Глава 4. Институт и прочие неприятности

Пахло на кухне весьма привлекательно. Заманчиво до жути. Я тут же вспомнил, что не ел. Еще с прошлой жизни. Ну-ка, какие тут яства готовят?

Войдя в кухню, я увидел дядьку. Хм, импозантно. Низенький, полненький, с округлым брюшком. На макушке лысина, обрамленная по краям редкими волосами. Клетчатая рубаха с закатанными рукавами. Спортивные штанишки, свисающие на заднице.

Обернулся, мельком глянул на меня. Глаза большие, темные, блестящие. Щеки толстые, губы большие. Как будто накачал ботоксом. Блин, хорошо, что я уродился не в дядьку.

В руке дядька держал сковородку с жареной картошкой. И вареные яйца в кастрюльке.

— Явился, гребаный в рот, не запылился, — проворчал он. Положил шкворчащую сковороду на стол. — Руки помыл? Садись, давай.

Дядька у меня колоритный. Я уселся на скрипнувший стул. Принялся с аппетитом уминать ужин. М-м, а вообще-то вкусно.

— Ну как, помахал ногами и руками? — проворчал дядька с набитым ртом. — Не выбили тебе эту дурь из головы?

Да, выбили. Причем с такой силой, что в это тельце пришлось вкладывать другую душу. Впускать нового пользователя.

— Все норм, — пробурчал я. — Буду ходить дальше.

Дядька быстро опустошил тарелку. Налил чаю, кинул три ложки сахара. Хм, к про диабет не слыхивал?

— Ну, ладно, спорт тоже полезен, — благодушно сказал он. Быстро глянул на меня. — Тут такое дело. Я с тобой поговорить хотел.

Я насторожился. Чего это он? Вот после таких слов из-под земли всегда выскакивают неприятные сюрпризы.

— Помнишь тетю Машу? — спросил дядька. Часто поморгал большими глазами. — Ну, с бухгалтерии «РОТ фронта», кондитерской фабрики. Помнишь? Так вот, мы с ней решили пожениться.

Сказал, как в ледяную воду нырнул. Я не помнил никакую Машу. Так, смутные воспоминания. Какая-то тетка, кажется, приходила пару раз. Оставалась на ночь. Дядька меня тогда выгонял к друзьям. И вот оно как теперь обернулось.

— Ну, поздравляю, — сказал я. Прожевал картошку, проглотил. — Совет да любовь, как говорится.

Дядька замялся. Будто хотел сказать о том, что решил поменять пол.

— Она беременна, понимаешь? — провозгласил он. Бросил вилку, потряс руками. — Понимаешь, что это значит?

Ого, даже так. Да, я понимал, что это значит. Конец спокойной холостяцкой жизни. Полная задница. И это в первый день пребывания в новом мире!

— Да, понимаю, — сказал я. — Поздравляю. Рад за тебя.

Дядька поглядел на меня. Вздохнул.

— Тут такое