Приходи к нему лечиться… - Юлия Алейникова

Строгое коричневое платье, украшенное белым воротником из плетеных кружев, шло Аглае Викентьевне ничуть не меньше, чем парча и бриллианты великой императрице, седые, коротко стриженные в форме каре волосы, жесткие, с крупными завитками, обрамляли открытое решительное лицо с несколько крупными для женщины чертами, главным достоинством которого были яркие, полные огня и жизни серо-голубые глаза.

Аглае Викентьевне было уже за семьдесят, но спину она держала прямо, голос ее был чистым и звучным, а манеры столь же властны, как и сорок лет назад.

Проживала Аглая Викентьевна одна в огромной трехкомнатной квартире в центре города, была профессором истории и большую часть жизни посвятила изучению революционного наследия своего великого предка, декабриста Михаила Сергеевича Лунина.

Жила Аглая Викентьевна одна, навещала ее только домработница Нина, такая же пожилая, как сама Аглая Викентьевна, женщина, проработавшая у нее почти четверть века. При этом Аглая Викентьевна не была одинока, у нее имелись две дочери – Ирина и Татьяна, и две внучки, уже совершенно взрослые самостоятельные девицы. Но и с дочерями, и с внучками она виделась не часто, как правило, раз в год, в день рождения Михаила Сергеевича, чей светлый героический образ освещал жизнь и придавал смысл существованию Аглаи Викентьевны.

Впрочем, и эта традиция за последние годы почти умерла. Одна из дочерей Аглаи Викентьевны давно уже жила в другом городе, а зять и вторая внучка не испытывали к своему великому родственнику должного почтения и давно уже не были у Аглаи Викентьевны желанными гостями. Оставалась дочь. Но и с этим единственным близким ей человеком у Аглаи Викентьевны отношения были холодными и лишенными всякого доверия.

Когда-то давно, когда муж Аглаи Викентьевны еще жил с ними, они были обычной счастливой семьей, но уже тогда увлечение Аглаи Викентьевны своим знаменитым предком превышало простой научный интерес. Семья Луниных на протяжении многих поколений хранила память о доблестном декабристе и гордилась своими корнями, но в ее лице знаменитый предок, кажется, обрел наиболее страстного и преданного поклонника, если не сказать фаната.

Еще будучи школьницей, она с гордостью несла свою фамилию, всей жизнью доказывая, что достойна этой чести. Она была принципиальной, пылкой, решительной пионеркой, комсомолкой и строительницей светлого будущего, ради которого декабрист Лунин вышел на Сенатскую площадь и отправился на каторгу. Сама она ни в каких актах социальной борьбы замечена не была, но зато много ратовала, агитировала, призывала, в основном на примере своего великого предка. Редкий государственный праздник в школе Аглаи Луниной обходился без ее традиционного доклада о восстании декабристов. В университете Аглая была не менее активна, решительна и принципиальна, чем вызывала неизменное уважение студентов и педагогов. Хотя и здесь никаких особых дел за ней не числилось. Она не ездила на БАМ, не поднимала целину, не возводила в тайге новые города, но образ знаменитого предка незримо стоял за ее плечами. Аглая закончила аспирантуру и продолжила научную деятельность. Еще в университете она вышла замуж за своего однокурсника, Володю Карпова, юношу заурядного, из ничем не примечательной семьи, но оценившего выпавшую ему честь и с радостью согласившегося после свадьбы сменить свою фамилию на фамилию жены. Володя по окончании вуза выдающейся карьеры не сделал, а отправился преподавать историю в самую обычную школу. После нескольких лет ожидания у супругов одна за другой родились две дочери. Аглая Викентьевна, целиком посвятившая себя изучению великого наследия революционного предка, не могла заниматься детьми, а потому Владимир Терентьевич стал дочерям и отцом и матерью. Они с девочками даже слово такое придумали «мапа». Он водил их в сад, в ясли, в школу, на кружки и секции, читал им книжки, варил кашки, гулял, учил уроки, был для них всем. А потом папу прогнали. Когда девочкам исполнилось двенадцать и одиннадцать лет соответственно, Аглая Викентьевна вдруг разглядела, что живет с человеком мелким, безразличным, не одухотворенным никакой идеей, с мещанином, который растит ее детей и оказывает на них тлетворное влияние. И она развелась, вычеркнув Владимира Терентьевича из своей жизни и жизни своих дочерей со свойственной ей решительностью, запретив все контакты. Дети разлуку с отцом перенесли тяжело, практически возненавидели мать, которая отлучила их от единственного родного, любящего человека. Аглая Викентьевна отмахнулась от их детского горя, как от пустого каприза избалованных, испорченных барышень, и отдала в интернат для одаренных детей. Владимир Терентьевич разлуку перенес еще тяжелее, у него началась серьезная сердечная болезнь, и он умер раньше, чем дочери, достигнув совершеннолетия, смогли сами распоряжаться своей судьбой и переехать к нему, о чем мечтали все годы разлуки.

Едва окончив школу, девочки поступили в вузы, собрали свои вещи и навсегда покинули родительский дом, предпочтя проживание в съемной крохотной комнатке в коммунальной квартире, учебу на вечернем отделении и работу проживанию под одной крышей с черствой, жестокосердной, совершенно чужой им женщиной. Аглая Викентьевна их поступок расценила иначе – как проявление зрелых, самостоятельных личностей, не боящихся трудностей и готовящихся к нелегкой классовой борьбе, и рассказывала коллегам о поступке дочерей с гордостью.

Если старшая, Ира, более мягкая и похожая на отца, со временем смогла простить мать и даже поддерживала с ней некое подобие родственных отношений, то младшая, Таня, характером пошла в мать. Хотя, конечно же, и на нее оказал влияние добрый, полный любви, лишенный честолюбия отец. Она все же исполнила свою детскую клятву и поквиталась с Аглаей Викентьевной, нанеся ей удар болезненный и ощутимый.

Таня была умной, талантливой и очень волевой девочкой и, решив еще будучи подростком отомстить за отца, принялась неторопливо и целеустремленно искать болевую точку в, казалось бы, непрошибаемой броне своей матери. Ведь та ранила отца в самое сердце, пусть получит то же.

Она быстро нашла решение. Самым главным в жизни матери был их великий предок, отними у нее декабриста Лунина – что останется? ПУСТОТА!

Когда Таня в возрасте шестнадцати лет осознала сей факт, дальнейшая ее задача стала ясна и предельно понятна. Она поступила на исторический факультет и бросила все свои силы, время и настойчивость на доказательство единственного факта: они не являются родственниками декабриста. У Михаила Лунина не было детей, и все ныне живущие наследники являются потомками его ближайших родственников. Так вот, проявив завидную настойчивость и невероятные, нечеловеческие дотошность и предприимчивость, Таня провела глубокое исследование, более похожее на криминальное, нежели научное, и в своей кандидатской диссертации как дважды два доказала, что ни она лично, ни ее семья не являются потомками великого декабриста. Надо отметить, что на Таниной защите в президиуме на почетном месте сидела гордая Аглая Викентьевна, даже не подозревавшая, какой аспект жизни великого предка избрала для диссертации ее дочь, а лишь исполненная гордости от того, что благодаря ее трудам и усилиям дети выросли достойными членами общества и продолжателями дела великого предка.

И вот, когда основной вывод работы был озвучен, в зале повисла мертвая звенящая тишина. Ира, присутствовавшая на защите сестры и тоже заранее ни о чем не догадывавшаяся, увидев, как побледнело и напряглось лицо матери, побоялась, что та немедленно если не застрелит, то уж точно задушит отступницу. Но этого не произошло. Все в той же звенящей тишине Аглая Викентьевна со скрежетом отодвинула стул, молча тяжелой, чеканной поступью подошла к дочери и, отвесив ей наотмашь гулкую, как колокольный набат, пощечину, бросила сквозь зубы: «Диссидентка» – и вышла из аудитории, хлопнув дверью.