Магия вето - Александр Изотов

— Магистр, я просто посчитала долгом вас предупредить.

— Старший целитель, я благодарен, — он сдержанно улыбнулся ей, а потом спросил, — Осмотрела Плетнёва? Он очнулся?

— Он уже покинул лазарет, — Соболева коротко кивнула, — Ничего серьёзного, только ждать, когда волосяной покров на лице восстановится.

Магистр усмехнулся, а девушка продолжила:

— Утверждает, что ничего не знает об инциденте в туалете. Он тренировался в одиночестве, допустил ошибку в магии и потерял сознание.

Гром рядом со мной до скрипа сжал резные ручки кресла — его дружки явно показали себя не лучшим образом. Потому что здоровяк тут, в кабинете, а тот палёный каштан выходит сухим из воды.

А всё же как легко эти люди говорят слово «магия». «Тренировался, допустил ошибку в магии…»

Довольно странная академия, но мне придётся работать с тем, что есть.

— А Плетнёв сказал что-нибудь… о Фёдоре Громове? — магистр кивнул в сторону нервничающего крепыша.

Тот заметно напрягся рядом, аж испарина вышла на лысом черепе.

Блондинка с готовностью ответила:

— Говорит, что видел, как Громов разговаривал с Ветровым в коридоре на повышенных тонах. Больше ничего не помнит.

— Вот же сссу… — вырвалось у Грома, ручки кресла аж застонали от его бессильной ярости, но студент не решился выругаться.

Я усмехнулся. Эх, Федя, Федя… И ты заступался за того палёного говнюка?

А Ветров — это, значит, я.

Василий Ветров, про которого уже не один раз упомянули, что «пустой». Интересно, а унизительные «чушка» и «безлунь» — это связано с этим определением? Если они тут все помешаны на магии, значит, эта «пустота» как-то связана с этим.

Я непроизвольно потёр затылок, где раньше всегда чувствовал имплант. Теперь там тоже пустота.

Соболева молчала, и по лицу было заметно, что важные новости у неё закончились.

— Ясно, — ответил со вздохом магистр, откинувшись на спинку.

От меня не укрылось, что этот Иван Петрович внутренне всё-таки жалел Громова. Мои же сломанное бедро и ноющие рёбра намекали мне, что некого тут жалеть.

Накосячил, отвечай.

Иван Петрович, бросив короткий взгляд на бледного Грома, широким жестом показал на меня:

— Продолжайте, Арина Бадиевна, вашу работу…

Соболева только коротко кивнула и, красиво развернувшись на каблуках, бодрой походкой направилась ко мне.

Магистр же вернул взгляд на хмурого Фёдора Громова — судя по лицу крепыша, исключение из академии для него было хуже казни.

— Василий Ветров? — Соболева склонилась надо мной и сразу же положила руки на больное бедро.

Жжёный псарь, это же…

Я едва не зашипел, зажмурившись, но неожиданно понял, что боли не ощущаю. От Соболевой полыхнуло волной грязной псионики, и я уставился на неё. Очень сильное воздействие…

А потом круглыми глазами я стал смотреть, как под ладонями целителя, лежащими на моём бедре, возникло сияние. Покалывание в районе перелома было приятным, и я подозревал, что болевые ощущения блокируются этой же Соболевой. Она явно знала толк в своём деле.

Ну, некоторые ребята в нашем корпусе творили подобные чудеса, но, насколько знаю, это здорово перегревало имплант, и потом ещё приходилось неделю восстанавливать потоки в теле.

Судя по лицу этой блондинки, по её смеющимся голубым глазам, она не испытывала никакого напряжения.

А ещё она очень привлекательна. Яркое пятно в этой мрачной академии.

Мой взгляд непроизвольно скользнул ниже, туда, где шею огибал воротник белоснежной блузки. Верхняя пуговка совсем не по-военному расстёгнута, и, если всмотреться, в полумраке могли почудиться округлости.

Тренированный разум сразу насторожился, как только взыграли гормоны. Неожиданно для себя я понял, что этот мой Василий очень даже заинтересовался этой особой, о чём стало намекать просыпающееся мужское хозяйство.

— Сударь, в любом случае, это способствует исцелению, — негромко сказала Соболева, заметив моё состояние.

Возбуждение — это, конечно, не страх. Но я, привыкший себя контролировать, опустил мысленный взор в нижнюю часть своего тела. Нужно работать с той чакрой, которая отвечает за…

Твою псину, что это?!

Я чётко увидел свою нижнюю чакру, которую у нас ещё называли земной, или грязной.

Чётко. Вижу. Чакру.

Мне стоило огромных усилий скрыть своё удивление и погасить бурю эмоций. Я стиснул зубы, и целитель кивнула:

— В конце всегда больно, — тут она оторвала ладони и выпрямилась, — Не советую сегодня прыгать на этой ноге.

Манящий вырез расстёгнутой блузки уплыл вверх, и мне легко удалось перехватить состояние моего Василия. Спокойней, пацан, нам сейчас о другом думать надо.

— Ну, в остальном… — Соболева окинула меня взглядом, и мне показалось, она сквозь одежду увидела каждый синяк, — Пусть так заживает, студентам полезно знать, насколько хрупко тело.

Я только кивнул.

Мой внутренний взор снова устремился вниз, в паховую область. Почему я сразу не догадался начать с нижних чакр?!

Вот же она, ясно видна, и даже кажется, её пытались тренировать. Земная чакра, которая отвечает за единение с родной планетой, связь с родом. Хотя обычно потоки, поступающие из земли в эту чакру, мало того, что слабые, так ещё и грязные.

Мы, псионики, всегда работаем с космической энергией, получаем её через верхнюю чакру. Чистую энергию космоса.

— Что-то ко мне не спешат с докладом, — недовольно постучал костяшками по столу магистр, — Соболева, очень вам благодарен. Вы свободны.

— Честь имею, — она грациозно махнула головой и, крутанувшись, бодро застучала каблуками в сторону выхода.

Фалды короткого пиджака едва прикрывали низ спины, её брюки хорошо обтягивали тело, и от меня не укрылось, какими взглядами за ней следили охранники. Значит, в этом мире те же стандарты красоты.

Слова магистра о докладе напомнили мне, что ко мне движется проблема. А нога у меня уже целая.

Едва за целителем закрылась дверь, как Гром подал голос:

— Иван Петрович, я… мы…

— Фёдор, — магистр поморщился, — У меня, как видишь, и так проблемы. Вы оба слышали про оракулов…

— У нас в роду и так уже слишком много подлунных, и этот… Старший… Он же меня… — Гром стиснул кулаки.

— А о чём ты думал, Фёдор, когда поднимал магию на соратника?

Здоровяк бросил на меня мимолётный взгляд.

— Меня исключат? — Гром не сдавался.

— Закон — это то, что помогает нам выживать от апокалипсиса до апокалипсиса, — холодно ответил магистр.