Светлый лик смерти - Александра Маринина

– Иди домой, – говорила Лариса. – Ничего неслучится.

– Он просил, чтобы я не уходил. Я ему нужен.

Наконец в девятом часу распахивалась дверь и на порогекабинета Томчака возникал Стрельников собственной персоной, невозможнокрасивый, в распахнутой дорогой куртке и с сотовым телефоном в руках.

– Собирайся, пошли по домам, – говорил он как ни вчем не бывало.

– Ты хотел о чем-то поговорить со мной? – робконапоминал Томчак.

– Завтра поговорим. Мне пришла в голову одна идея,завтра расскажу.

Ему ни разу не пришло в голову предложить Томчаку,добросовестно отпускавшему водителя служебной машины ровно в шесть часов,подвезти его на своей машине, коль уж тот так сильно задержался в институте поего же просьбе. А о том, чтобы извиниться, даже и речи быть не могло. Но такпроисходило далеко не всегда. Случалось, что взбесившийся от бесцельногоожидания Томчак сам шел в кабинет к ректору и с удивлением обнаруживал запертуюдверь. Стрельников уже ушел, даже и не вспомнив о том, что «привязал» своегозаместителя к месту просьбой дождаться его.

Он распоряжался своими заместителями как собственнымирабами, совершенно не думая о том, что у них есть какие-то планы, нужды ивообще жизнь. И при этом мастерски избегал возможных объяснений по этомуповоду. Мог, например, в четверть десятого утра позвонить неизвестно откуда (втом числе, из теплой постели) секретарю Наталье Семеновне со словами:

– Скажите Леонтьеву, что он должен быть в десять часовв министерстве на совещании. Если его нет на месте, пошлите Томчака. Я будупосле часа.

О необходимости присутствовать на совещании в министерствебыло известно за три дня, но, проснувшись поутру, Стрельников вдруг понимал,что ехать туда ему смертельно неохота. Хорошо, что на свете существуютзаместители, которых можно послать на совещание вместо себя. И хорошо, чтосуществуют секретари, которым можно поручить передать указание начальника. Ведьесли он сам будет звонить своим замам, то велика вероятность услышать, что онине могут ждать его или ехать на совещание по каким-то очень уважительнымпричинам, с которыми Стрельников как человек нормальный просто не сможет несчитаться. А секретарю они эти причины объяснять не будут, потому что не можетже секретарь отменить приказ ректора. И его совершенно не интересовало, сколькозаранее назначенных деловых встреч и телефонных переговоров было сорвано приэтом. Ибо значение имели только ЕГО встречи и ЕГО переговоры.

Он даже не подозревал, сколько домашних скандаловразгоралось по его вине и сколько нервов было истрепано женам и детям своихдрузей-заместителей. Два таких скандала были особенно показательными, так какиспортили настроение надолго и соответственно надолго запомнились. Первый изних случился в семье Леонтьевых. Двенадцатилетняя дочка Леонтьевых Алиса лежалав больнице, ей сделали полостную операцию и через три дня должны быливыписывать. Вообще-то полагалось бы продержать ее как минимум неделю, до снятияшвов, но очередь на госпитализацию была огромная, и детишек старались выпихнутьдомой как можно раньше, если родители не возражали. Геннадий Леонтьевпредупредил секретаря, что утром должен забирать дочку из больницы и до обедаего в институте не будет, и договорился с водителем своей служебной машины, чтотот заедет в половине десятого за ним и Анной. В половине десятого машина кдому не приехала. Сначала родители не особенно волновались, полагая, чтомашина, вероятно, застряла где-то в пробке и с минуты на минуту подъедет.Однако в десять ее все еще не было. Геннадий поднялся в квартиру и позвонил винститут. То, что он услышал, его ошарашило. Оказалось, что Владимир Алексеевичутром потребовал его машину для себя, потому что его личная машина сломалась, ана служебной он отправил Любу встречать в аэропорту какую-то не тородственницу, не то подружку. Стрельникову даже в голову не пришло сначалапозвонить самому Леонтьеву и спросить, не нужна ли ему машина. Главным было то,что машина была нужна самому Стрельникову, а остальное не имело ровно никакогозначения.

Геннадий запаниковал. Его предупредили, что к десяти часамАлиса будет выписана, и просили не опаздывать, чтобы девочка не ждала в холлебольницы. Дожидаться, пока за ней приедут родители, в отделении не собирались,ровно в десять из приемного покоя поступят новые больные, такой заведенпорядок, и Алисина койка понадобится для другого ребенка. Геннадий поймалчастника, который за безумные деньги согласился поехать на другой конец Москвыв больницу и привезти их обратно вместе с Алисой. Всю дорогу до больницы Аннанапряженно молчала, но Геннадий понимал, что думают они об одном и том же:маленькая девочка с разрезанным животом и нестерпимо болящим швом одиноко сидитв холле и не понимает, почему мама и папа за ней не приезжают. Водитель выбралне самый удачный путь, ухитрившись попасть во все заторы, которые только можнобыло отыскать в этот час в столице, кроме того, выяснилось, что он нерассчитывал на такой длинный маршрут, и ему нужно подъехать на заправку. Вбольнице Леонтьевы оказались только в первом часу дня. Алиса, бледная идрожащая, сидела на стульчике, судорожно прижимая к груди пакет со своимивещами, и по ее щекам градом катились слезы. Увидев бегущих к ней родителей,она разрыдалась, трясясь всем телом, и громко плакала всю обратную дорогу,успокоившись только тогда, когда оказалась в своей комнате и поняла, что кошмардействительно кончился. Ей было очень больно сидеть на этом проклятом неудобномстуле, потому что шов был еще совсем свежий. И очень страшно, что родителизабыли за ней приехать и ей придется тут сидеть до завтрашнего дня. Послеоперации девочка была слабенькой, и пережитое волнение вылилось в самыйнастоящий нервный стресс. Она отказывалась от еды и все время принималасьплакать. Анна не выдержала и впервые за долгое время решила высказать мужу все,что думает о его любви к своему другу-начальнику.

– Он же в грош тебя не ставит, он плевать на тебяхотел, он тебя с дерьмом смешивает, а ты только благодарно улыбаешься и задницуему лижешь! Неужели тебе самому не противно? Ну есть у тебя хоть капля гордостиили нет? Где твое самолюбие? Почему ты позволяешь ему так с собой обращаться?

Геннадий пытался объяснить жене, что нельзя сердиться наСтрельникова за то, что тот думает только об интересах дела и забывает оличном.

– Володя – мой друг, и я уверен, что он уважает менятак же, как и я его. Если он взял мою машину, значит, ему действительно былоочень нужно, иначе он не сделал бы этого.

– А тебе, выходит, не нужно? – взвиласьАнна. – Больной ребенок после операции сидит в холодном холле и умирает отстраха и боли – на это можно наплевать? Да если бы это был его ребенок, он быдве институтские машины взял, чтобы поехать в больницу. На одной бы сам ехал,вторая бы следом шла на всякий случай, вдруг первая сломается, так чтобы сразупересесть и ехать дальше, не дай бог его ребенок лишнюю минуту прождет.

Ссора зашла слишком далеко, посыпались взаимные оскорбления,и в этом конфликте Леонтьевы увязли надолго.