Город золотых теней - Тэд Уильямс

Рени он понравился сразу — и его улыбка, и быстрая, осторожная речь.

— Но не вы.

— Не я. Я студент университета. — Прозвучало это с некоторой гордостью, но и с насмешкой. Ксаббу оглянулся на колышущийся столб дыма. — Если от университета хоть что-то осталось.

Рени встряхнула головой и подавила приступ дрожи. Пепел заволок небо, и оно стало сумрачно-серым.

— Так жутко.

— Согласен. Но, к счастью, никто не пострадал.

— Жаль только, что нашу консультацию не удалось провести. — Рени с трудом вернула профессиональную хватку. — Думаю, стоит ее перенести — сейчас достану блокнот…

— А следует ли? — спросил Ксаббу. — Я ничем не занят. Полагаю, в университет мы пока не попадем. Может быть, отправимся в другое место — желательно такое, где подают пиво, потому что дым сушит мне горло, — и поговорим там?

Рени поколебалась. Стоит ли вот так покидать кампус? А вдруг ее будет искать завкафедрой или еще кто? Она оглядела улицу, ступени перед главным входом, напоминавшие смесь лагеря беженцев с балаганом, и пожала плечами. Нет, работать сегодня уже никто не будет.

— Пошли пить пиво.

* * *

Электрички на Пайнтаун не ходили: кто-то попал под поезд — то ли сам спрыгнул, то ли столкнули. К тому времени, когда Рени доплелась до своей многоквартирки, ноги ее болели, а юбка липла к мокрому телу. Лифт тоже не работал — как обычно. Рени вскарабкалась по лестнице, грохнула сумку на столик перед зеркалом и замерла, глядя на собственное отражение. Только вчера кто-то из товарищей пожурил ее за практичную короткую стрижку, заметив, что при таком росте можно хотя бы попытаться выглядеть поженственнее. Рени скривилась и мрачно оглядела пятна пыли на белой юбке. Для кого ей прихорашиваться? И зачем?

— Я дома, — сообщила она.

Ответа не последовало. Заглянув в команту, Рени увидела, что ее младший брат Стивен, как и следовало ожидать, сидит, чуть покачиваясь, в кресле; на голове у него красовался глухой сетевводный шлем. В руках его были сенсоры. Рени попыталась представить, что он сейчас ощущает, и решила, что лучше не стоит.

Кухня была пуста; горячим обедом и не пахло. Рени тихо выругалась, смутно надеясь, что отец просто заснул по жаре.

— Кто тама? Ты, детка?

Рени выругалась еще раз с нарастающей злостью. По тому, как заплетался его язык, ясно было, что отец нашел себе занятие поприятнее стряпни.

— Я.

Что-то загремело; протащилось по полу нечто очень тяжелое — возможно, кровать, — и в дверном проеме возникла чуть пошатывающаяся тощая тень.

— Че так поздно?

— Поезда не ходят, вот почему. А еще потому, что кто-то взорвал половину университета.

Отец подумал минуту.

— Бродербунд. Эт-ти африканерские[4]ублюдки. Точно. — Длинный Джозеф Сулавейо был твердо убежден в грешной натуре всех белых южноафриканцев.

— Никто еще толком ничего не знает. Может, и не они.

— Т-ты со мной споришь?

Длинный Джозеф попытался пронзить дочь злобным взглядом слезящихся красных глаз. В этот момент он походил на старого быка, ослабевшего, но еще опасного. Рени тоскливо было даже глядеть на него.

— Нет, я с тобой не спорю. Я думала, ты приготовишь обед.

— Уолтер зашел. Мы с ним хорошо п-поболтали.

«Хорошо выпили», — подумала Рени, но прикусила язык: как бы она ни злилась, ее не привлекал еще один вечер скандалов и битья посуды.

— Опять все на мне, да?

Отец покачнулся и нырнул назад, в темноту спальни.

— Ты ешь. Я не голоден. Спать хочу… мужик должен высыпаться.

Застонали пружины, и наступила тишина.

Рени постояла секунду, сжимая и разжимая кулаки, потом прикрыла дверь спальни в тщетной попытке как-то отгородиться, высвободиться. Оглянулась — Стивен еще покачивался и дергался в сети. Точь-в-точь кататоник. Рени рухнула в кресло и закурила по новой. Главное, подумала она, помнить отца таким, каким он был — и еще бывал порой: гордым и добрым. Встречаются люди, в которых слабость поселяется, как рак. Смерть мамы на пожаре в магазине вскрыла эту слабость, открыла ей путь. Джозеф Сулавейо перестал сражаться с жизнью, опустил руки, медленно, но верно отрешаясь от мира с его горестями и разочарованиями.

«Мужик должен высыпаться», — вспомнилось Рени, и во второй раз за день она вздрогнула.

Нагнувшись, она хлопнула по кнопке прерывателя. Стивен возмущенно подскочил, не снимая шлема. Поняв, что брат не намеревается поднять козырек, похожий на стрекозиный глаз, Рени решительно вдавила кнопку.

— Ну и зачем? — заныл Стивен, снимая шлем. — Мы с Соки и Эдди почти прошли в ворота Внутреннего Района. Мы так далеко еще не забирались!

— Затем, что я приготовила обед и не хочу, чтобы ты ел его холодным.

— Я помашу, как только закончим!

— Нет. Стивен, сегодня у нас в политехе взорвали бомбу. Мне будет тошно обедать одной.

Мальчик выпрямился. Призыв к мужскому тщеславию срабатывал безотказно.

— Боженьки! Что ты наварила?

— Цыпленок с рисом.

Стивен скорчил рожу, но успел умять почти полтарелки, прежде чем Рени вернулась из кухни со стаканом пива для себя и лимонадом — для брата.

— Что взорвалось? — прочавкал Стивен. — Кого убило?

— Слава Богу, никого. — Рени постаралась не замечать отразившегося на лице брата явного разочарования. — Но башенку — помнишь, такую, в центре кампуса? — развалило начисто.

— Боженьки святы! А кто рванул? Зулу Мамба?

— Никто не знает. Но я жутко напугалась.

— У нас в школе тоже бомба взорвалась на прошлой неделе.

— Что?! Ты мне ни слова ни сказал!

Стивен сморщился от отвращения и стер жир с подбородка.

— Да не такая. В школСети. Саботаж. Треплются, что парни из выпускного подпустили ферта на слабо.

— А, ты о зависании сетевой системы. — Иногда Рени казалось, что брат просто не видит разницы между ВР и РЖ. «Ему только одиннадцать, — напомнила она себе. — Мир за пределами его узкого круга общения тоже пока как бы не существует». — Бомба в политехе могла убить сегодня сотни человек. До смерти.

— Знаю. Но подвис школСети убил уйму умельцев и даже пару созвездий высокого уровня, вместе с резервными копиями. Они ведь тоже не вернутся. — Он протянул тарелку за добавкой.

Рени вздохнула. Умельцы, созвездия — не будь она сама преподавателем сетевой грамоты, решила бы, что ее брат заговорил на иностранном языке.