Государи и кочевники. Перелом - Валентин Фёдорович Рыбин

и перебежками, а затем ползком прокрались к самым стенам. Ворота были распахнуты, во дворе ни души. Конюшня пуста. Возвратившись, джигиты сообщили обо всем сердару. Тыкма безбоязненно ввел свою сотню в Ходжа-Кала и расположился на ночлег в пустых, пропахших копотью кельях. Ужинали в темноте, не зажигая огня. Сердар понимал: если русские и ушли отсюда, то на время. Может быть, они совсем близко.

На рассвете он отправил людей к Терсакану. К обеду джигиты вернулись и донесли: солдаты строят дорогу. Их много. Много у них коней и верблюдов. Кибитки и юламейки стоят на берегу Сумбара.

— Значит, нельзя взять ни одного?! — обозлился Тыкма. — Или вы на Узбое разучились мужскому делу и стали девками?!

Джигиты испуганно повернули лошадей и вновь удалились в горы.

Тыкма прождал их до ночи. И уже стал подумывать: не напасть ли самому? И тут с гиканьем и хохотом возвратились удальцы, гоня впереди коней трех солдат. Были они в грязных полушубках и драных сапогах. Тыкма взмолился аллаху: «Поистине ты всевидящ, всезнающ и щедр, всевышний!»

— Как вы их взяли?

— Ай, очень просто взяли! — лихо ответил Акберды. — Они за горой примостились, огонь развели, стали кашу варить. Кирки бросили. Перед этим камень на дороге долбили. Как только сели они, тут мы и напали сверху!

Тыкма приблизился к пленникам, косясь на их погоны. Офицера среди них не было. Один, похожий на татарина, был канониром. Тыкма легко разобрался в знаках отличия: не зря почти полгода жил у русских.

— Как зовут? — спросил Тыкма.

Пленник испуганно вскинул брови, услышав русскую речь, доверчиво сказал:

— А ведь ты — Тыкма-сердар! Ей-богу, я видал тебя в нашем лагере, когда ты Ломакину служил.

— Шайтан! — выругался Тыкма и ударил камчой по плечу канонира. — Я не служил ему! Я был у него, чтобы обмануть вас всех. И обманул! Твой генерал будет помнить Тыкму!

— Да меня-то за что бьешь, сердар? — заслоняясь рукой от второго удара, пролепетал канонир.

— Всех русских убьем. Тебя тоже, — спокойнее сказал Тыкма. — Как звать тебя?

— Петин я… Петром зовут… Саратовский я, из бедняков.

— Мне все равно, — с ухмылкой сказал Тыкма. — То, что на тебе есть, этого нам хватит.

Тыкма приказал джигитам, чтобы сняли с пленников все пригодное. Тотчас воины Тыкмы раздели солдат до исподнего белья и погнали впереди. Сотня двинулась назад, в Беурму.

На Бендесене, когда начали спускаться вниз, Тыкма-сердар велел Петину идти рядом. Канонир, раздирая ноги до крови об острые камни, охал, стонал и сквозь слезы отвечал на вопросы Тыкмы.

— Где стоят ваши, в каких местах?

— Везде, сердар: в Чекишляре, Чате, Дуз-Олуме, Красноводске. Много наших везде. Зря ты обнадеялся. Летом все равно займут весь Ахалтекинский оазис.

— Молчи, шайтан, или я сброшу тебя в пропасть! — Тыкма замахнулся камчой. — Сколько всего солдат?

— Не знаю, сердар. Разве мне об этом знать положено? Это штабист какой-нибудь мог бы сказать.

— Пушки есть?

Петин нагловато засмеялся:

— Да у царя пушек столько, сколько у вас винтовок. А то и больше.

Тыкма тяжело засопел, перестал спрашивать. Петин попросил:

— Сердар, посади на свободного коня. Вон свободная лошадь в пристяжке.

— Убью, шайтан! — выругался Тыкма и вновь замахнулся камчой.

X

В Геок-Тепе джигиты приехали вечером. Люди сразу узнали сердара. Он еще и к крепости не приблизился, а там уже шла суматоха. Ханы Ахала, съехавшиеся на совет к Нурберды. едва узнали о приближении перебежчика, заговорили, перебивая друг друга.

— Этот русский лизоблюд: что ему надо от нас? — злился Оразмамед. — Прошлым летом, когда русские бросились на нашу крепость, он был рядом с ак-пашой и кричал ему: «Лезьте на недостроенную стену!»

— С помощью русских он хотел сделаться главным ханом Ахала, — вторил Омар. — Неужели простим ему?

— Не спешите хвататься за сабли, — спокойно сказал Нурберды. — Если Тыкма и служил русским, то вина в этом наша. Мы все любили слушать о его храбрости, но когда он приезжал на маслахат, он даже не имел права советовать нам. Мы унижали его, и ему ничего не оставалось, как водить дружбу с ак-пашой!

Ропот и перебранка текинских предводителей продолжались до тех пор, пока не приблизился Тыкма-сердар.

Въехав в северные ворота крепости Денгли-Тепе, Тыкма дал знак своим всадникам, сопровождавшим его, чтобы остановились. Затем велел Софи следовать за ним. Вдвоем, на конях, они отправились к кибиткам Нурберды. Впереди, возле белой восьмикрылой юрты, куда сердар направил своего коня, стояли родичи хана. Тыкма успел разглядеть его жен: старшую Рааби, среднюю Наргуль и младшую Гюльджемал — красавицу из Векильбазара. Издали она казалась совсем юной. За руку она держала шестилетнего сына, и Тыкма подумал: «Сама еще дитя». Нурберды среди его близких не было. Когда до кибиток осталось шагов пятьдесят, от стоявших отделились два джигита и заспешили навстречу Тыкме.

— Сердар-ага, — торопливо сказал один из них, коснувшись рукой лошади. — Велено проводить вас.

Тыкма двинул бровями, мгновенно отметив про себя: «Не в зиндан ли?» — но подчинился безропотно.

Ханские нукеры проводили Тыкму и Софи к двум кибиткам, которые примыкали к насыпному холму. На нем шла работа: дехкане, пленные курды и царские солдаты носили вверх в мешках землю. Этот холм назывался Денгли-Тепе, а его именем и вся крепость, обнесенная высокой толстой стеной.

— Вот здесь вы будете жить, Тыкма-ага, — вежливо пояснил один из нукеров.

— А мои джигиты?

— О них не беспокойтесь. О них тоже позаботились. Вон, посмотрите туда, — указал он рукой на скопище черных юрт вдоль западной стены крепости.

— Ладно, понятно, — сдержанно проговорил Тыкма. — А где же ваш хан?

— Велено передать, сердар-ага, что Нурберды пригласит вас к себе после того, как вы умоетесь, попьете чай и немножко отдохнете после долгой дороги.

— Ладно, нукер, нам все понятно.

— Я приду за вами, сердар-ага. А сейчас, если нет надобности в нашем присутствии, то разрешите нам уйти.

— Идите, но сначала заварите чай, — приказал Тыкма и снял с ног сапоги у входа в кибитку…

Их пригласили лишь на другое утро. Всю ночь Тыкма промучился, снедаемый неведением: почему Нурберды медлит?

Утром все сразу стало понятно, когда Тыкма и Софи вошли в белую кибитку главного хана. Здесь уже сидели, поджидая их, Оразмамед и Омар. Тыкма подумал: «Ночью они советовались, как поступить с нами» — и пытливо заглянул в глаза сидящим. Но нет, он не нашел во взглядах текинских предводителей ни величия, ни надменных усмешек. Глаза Оразмамеда смотрели растерянно, а Омар, этот прославленный воин, с которым в храбрости мог сравниться разве что сам Тыкма-сердар, встретил вошедших тревожным взглядом.

— Хорошо ли доехали, Тыкма-ага? — спросил