Отрешённые люди - Вячеслав Софронов

— Слышь, я тебе случай расскажу про одного вятского мужика, что в прошлом году вышел, — дыша Ивану в лицо винным перегаром, с жаром выкидывал слова небольшого ростика купчик с оспинами по всему лицу, — какой у него конфуз случился. Называть его не стану, ни к чему, а только взялся он по деревням и дальним уездам масло коровье скупить, чтоб потом на ярмарку сюда его привести. Деньжат, само собой, подзанял у знакомых, у сродственников, да и поехал по деревням скупать то масло. Полгода он его копил, в леднике сохранял, солью посыпал от порчи, берег, словно дитя родное. Пришла пора ярмарке здешней, значит, быть. Сгрузил он масло свое на подводы, прибыл. Хотел было в ряд сразу встать, а ему толкуют, мол, кажи бумагу, что масло то не ворованное, а праведно тобой заработано, куплено. Ему, дураку, дать бы в лапу кому следует, а он уперся, орет, кулаками машет. Ну, забрали у него товар в амбары таможенные, а самого в караулку посадили на хлеб–воду. Просидел он там почти неделю: торговли никакой, и правды ниоткуда не добиться. Через добрых людей передал сколь нужно надзирателям, подмазал, кого нужно, и на другие сутки его уже на волю отпустили. Но это бы все ладно, наука на будущее. А только когда амбар открыли, где маслице его на сохранении находилось, то лишь бочонки пустые нашли — крысы да мыши, как есть, сожрали все и дажесь бочата обглодали. Мужик тот в такое небывалое расстройство ума вошел, что, приехавши домой, в каретном сарае на вожжах удавился. Деньги, что он занимал у всего мира, ему бы и за десять лет не вернуть, потому и наложил на себя руки. Вот такое дело.

— А мне к кому первому пойти, чтоб товар дозволили на торг выставить? — сделав невинную рожу, спросил Иван купца.

— Как к кому? — удивился тот. — Неужто первый раз на ярмарке?

— Первый, — покорно качнул головой Иван.

— Перво–наперво тебе надо до здешнего воеводы пробиться. Так уж тут принято, — начал поучать он Ивана. — К самому ему тебе не попасть, значит, кому из воеводских людей подарочек преподнеси или деньгами дай. Потом уж они подскажут, куда дале идти. Самый лютый народ в таможне сидит, к ним без солидного магарыча и не подступайся, завернут.

— А жаловаться на самоуправство их не пробовали? — прикинулся простачком Иван и тут же пожалел о сказанном.

— Слышь, мил человек, а ты, как я погляжу, не из тех будешь, за кого себя выдаешь, — мигом осекся купчик и потянул к себе шапку, поднялся с лавки. — Знаю, куда клонишь, и в ответ тебе вот чегось скажу: иди–кось своей дорогой, а нас не замай, — и, медленно переваливаясь, побрел к выходу.

С этого времени стал Зубарев замечать, что народ начал шептаться у него за спиной, издали пальцами указывать, как на тряпичное чучело посреди огорода. Вот тогда и подвернулся ему расторопный Яшка по прозванию Ерофеич за свой сизый нос и любовь к непомерной выпивке. Но еще с первых встреч с ним и посиделок в кабаке, само собой за иванов счет, с удивлением отметил Зубарев яшкину особенность не хмелеть, сколько бы вина он в себя ни влил. Иван показал ему подложную бумагу, по которой он значился винным откупщиком, спросил совета, как ему выставить товар на торги, с кем перетолковать, куда обратиться. Яшка без утайки сообщил, кто сколько из местных приказных и таможенников берет, вызвался быть посредником при передаче денег. У Ивана от неслыханной удачи загорелись глаза, и он уже представил себе, как хватает за руку и тащит в острог тех лихоимцев. Без утайки сообщил Яшка, что числится на должности помощника местного пристава и следит за порядком на ярмарке, ловит мелких воришек, выполняет различные поручения начальства.

— И много народу к тебе обращается? — поинтересовался Иван.

— А тебе что за печаль, — недружелюбно отозвался Яшка, изучающе оглядывая того. — Сколь надо, столько и обращаются.

— Потому интересуюсь, что хочу тебе солидный куш отвалить, коль поможешь в моем деле.

— Видать, дело серьезное, раз большие деньги предлагаешь, — все понял с полуслова Ерофеич.

— Серьезней некуда, — согласился Иван и изложил ему причину своего появления на ярмарке, пообещав, что, коль Яшка поможет ему изобличить кого, то он ему из корниловских денег вырешит солидную сумму.

Тогда еще Ивана удивило, как быстро, ни минутки не подумав, согласился Яшка на сотрудничество. Только половину денег попросил выдать наперед. Делать было нечего, и Иван отсчитал ему, сколько тот запросил.

— Бумагу потом подпишем, — упредил он Зубарева, доставшего из походного баула с письменными принадлежностями заранее приготовленный лист. Тому оставалось только согласиться. Условились, что на другой день Яшка договорится с самим начальником таможни и отведет Ивана к нему.

Здание таможни находилось рядом с торговыми рядами, но было обнесено высоким, едва ли не в две сажени, тыном, а у ворот днем и ночью прохаживался солдат с ружьем, не пропускающий внутрь никого из посторонних.

После обеда Зубарев встретился с Яшкой, как они условились, у ворот таможни, и тот, хитро подмигнув ему, повел мимо караульного, буркнув тому что–то с видом человека, находящегося при исполнении важных государственных обязанностей. Поднялись по высокому крыльцу в неуклюжую, как все государственные строения, избу и тут же попали в жарко натопленную горницу, где за столом, покрытым зеленым сукном, сидел крупный неулыбчивый мужик с холодными серыми глазами.

— Ты и есть винный откупщик? — спросил он Ивана, не ответив на приветствие, не предлагая сесть.

— Я и есть, — согласился Иван и почувствовал что–то неладное, заметив, как Яшка делает из–за его спины непонятные знаки сероглазому.

— Прозвание твое как будет? — негромко спросил тот.

— Михаил Яковлев сын Корнильев, — неожиданно для себя заявил вдруг Иван и тут же пожалел о сказанном, но отступать было поздно. Он и Яшке не называл своего настоящего имени, решил, что и тут сойдет.

— Почему обычным порядком товар на проверку не предъявил? — все так же негромко спросил таможенник.

— Так вот он, — кивнул Иван в яшкину сторону, — обещал посодействовать.

Яшка в это время вплотную приблизился к нему и горячо зашептал на ухо:

— Надо бы их благородию денежек отвалить, не скупись…

— С превеликим удовольствием, — торопливо закивал Иван и полез за пазуху, вытащил оттуда завернутые в тряпицу деньги, отодвинул плечом сопевшего сзади Яшку и начал отсчитывать серебряные рублики, выкладывать их на стол перед молчаливым таможенником. Отсчитав десять штук, он поднял на него глаза и тут лишь заметил чуть сбоку цветастую занавеску и видневшиеся из–под нее черные, хорошо начищенные чьи–то сапоги.

— Так, так, — проговорил сероглазый, не спеша прикасаться к лежащим перед ним деньгам, — давно мы за тобой, голубь сизокрылый, присматриваем; а ты и сам к нам явился. Не желаете ли засвидетельствовать, ваше превосходительство? — обратился он к кому–то невидимому. Занавеска качнулась, и в горницу прошел, судя по кафтану советника таможенной службы, сам начальник местной таможни Матвей Коротнев, о котором Ивану ранее приходилось многое слышать