Бей первым - Владимир Поселягин

Постоялый двор выглядел целым, хотя трупы особо никто не убирал, те даже своих не трогали. В деревне тоже ни огонька, видимо боятся дымами пожарищ вспугнуть местных. Правильная тактика. Соваться ни в деревню, ни на постоялый двор я не стал, не рискнул, тишина полная была, так что, оббежав по лесу огромную поляну, на которой и находились все строения и поле с огородами, я добрался до другой стороны тракта, что нырял в лес, и осмотрел дорожное покрытие. Да, полон гнали тут. Другую сторону тракта я уже смотрел, там были только следы недавно пришедшего каравана, который так «удачно» попал под атаку татарвы. Ага, значит, добычу гнали в сторону Москвы. Примем это к сведенью.

Вот так двигаясь следом за нападающими, которые были связаны по рукам и ногам полоном и двигаться быстро не могли, уже к наступлению темноты я догнал и банду, и тех, кого те взяли в плен. Сначала отсвет костра рассмотрел вдали, а потом уже и подобрался к месту стоянки. Кстати, татары ушли с тракта на старую дорогу, что шла по этому лесу куда-то в сторону большого села. Вроде Выселки оно называлось. Я тут мало ходил, места плохо знаю. Ничего, определюсь. Стоянка ордынцев находилась всего километрах в двух от тракта, по-пластунски подобрался вплотную, изредка кося взгляд в сторону часового, и осмотрелся. Тут дорогу удобно пересекал глубокий овраг, сюда и согнали полон, почти три десятка человек, а также скатили восемь повозок. Это трофеи, взятые с новгородских купцов, одна телега наша, с постоялого двора. Лошади паслись на небольшой крохотной полянке чуть дальше, там ещё был один часовой. Ещё раз пересчитав ордынцев, я даже удивился, всего семеро. Не думаю, что их десяток был, вот два десятка – это вполне возможно, тут и я поработал, и наверняка охрана купцов кого-то положила, вот и выходит, что нападение для татарвы было довольно тяжёлым, потери большие. Медлить я не стал, те с аппетитом жрали у костра добычу, есть хотелось, и пока не дошло до развлечений, часовой отвлёкся на приказной крик одного из ордынцев и стал ходить среди полонян. Судя по тому, как он поднимал за косы то одну девушку, то другую, выбирал покрасивше. Да там выбора особо и не было, три девчонки всего. Четверо мужиков, или возницы, или из охраны купцов, двое раненых были, с повязками, но, видимо, легко, раз ордынцы их взяли, остальные знакомые из деревни. Из наших с постоялого двора был сын конюха, самого его не было, да дебелая девка, она прибиралась в комнатах, уборка на ней. Остальные, видимо, или спаслись, или пали.

Сначала я сбегал к табуну, он рядом был, где спокойно подкрался к часовому. Ох, и воняло от него, таким же смрадом, как и от остальных татар, с которыми мне удавалось сталкиваться, в основном в мёртвом виде пока. Тот, видимо, почувствовал что-то в последний момент, возможно услышал шелест травы, дёрнулся, да поздно, я его огрел по затылку рукояткой кинжала, хорошо достал, сразу рухнул на траву. Быстро связал и вставил кляп, верёвки я заранее заготовил для этого, разоружить не забыл, после чего побежал к лагерю. А там уже вытащили визжащую девчонку, блин, это же малолетка, ей лет двенадцать, Глафирой, помнится, зовут, уже срезали верёвки и задрали сарафан, старший у татар возился с завязками штанов, сняв ремень, когда я возник со спины часового – тот увлёкся наблюдением, за что и поплатился – и одним ударом пронзил его. Часовой успел гортанно вскрикнуть, привлекая внимание, но мне было всё равно, я уже выходил на свет, сабля блестела в крови в отсветах костра, и громко сказал:

– Кто сдастся, оставлю жизнь!

Сам при этом внимательно наблюдал за мимикой татар. Двое сразу засмеялись, сообщая, что я сказал, остальным, вызывая и у них веселье тоже. Убийство мной часового те восприняли как-то легко, даже странно. В общем, те направились ко мне, даже старший, что не стал надевать ремень, а просто достал саблю. Кстати, он единственный, кто нахмурился, с некоторой тревогой глядя, как я иду к ним, держа в каждой руке по сабле. Биться с двуручными тяжело, очень непросто, и тот, видимо, это знал. Да, старший единственный из татар, кто имел кольчугу, даже с зерцалами, классно смотрится, как мускулатура у качка. Мне не по размеру, но трофей есть трофей. А так я подал голос, только чтобы понять, кто из них знает русский. Это были старший и ещё один в лисьей шапке, что возился у костра, где булькал кипятком чайник. Они тут все в таких шапках были, но у этого ещё и халат был покрасивше.

Они сразу направились ко мне, не предлагая сдаться, видимо за убийство часового решили не брать меня живым. Хотя татары на удивление рациональны, каждый раб стоит денег, а терять их те не любили, но тут был другой случай. Подскочивших двух первыми я встретил в атакующей стойке. Левой рукой блокировал удар одного и пробил горло острием сабли второму, после чего, используя инерцию правой руки, плашмя ударил первого по виску под шапкой. Это один из тех, что русский знал, он мне был нужен. Дальше отбил удар сабли третьего и пронзил ему сердце правой рукой. Работал я как машина для забивания скота, один удар – один труп. По факту противников тут для меня не было, может, с луками те и боги, но с саблями, откровенно скажу, так себе. Для галочки натасканные новички. Последним остался старший, что не лез на первые места. С этим я слегка поиграл, тот обливался потом, лицо мокрое было, видимо адреналин резко ударил, да и боялся, это было видно, ну, я и выбил из руки саблю, прижал к шее лезвие правой сабли, та, что левая, из дрянного железа, меня совсем разочаровала. Не, точно, как и большая часть трофеев, на продажу пойдёт. Может, переплавят и что путное сделают?

Встав на колени, старший закрыл глаза, когда я замахнулся. Думал, что я ему голову срублю, молодец, пощады просить не стал, нет, вырубил тем же ударом плашмя, он мне живым нужен, и, достав верёвки, связал, потом добил одного подранка, видимо до сердца не достал, и связал второго русскоговорящего. Только после этого осмотрелся. Стояла полная тишина, лишь Глаша всхлипывала, забившись под ближайшую повозку. Я уверенным голосом спросил:

– Все живы? Никто не пострадал?

– Есть хочется. И пить, – пропищал парнишка из Заболотной, Ваней его звали, на год младше меня был.

– Сейчас всё сделаем. Сразу говорю, все имущество татар моё, взятое с саблей в руке, чему вы были свидетелями, на имущество Андрея Евсеевича и новгородских купцов я не претендую. Понимаю, что на первый взгляд это глупо, но много всего, поэтому и дарю.

Оказалось, среди пленных был и один купец, их двое ехало этим караваном, я так и думал, что тот мужичок с подпалённой бородой – купчина, вид и одежда выдавали это. Дальше я срезал верёвки, и все пленные бросились к крайней подводе, под ней как раз и сидела уже затихшая Глаша, её оттуда мать вытащила, обнимая, обе ревели. А остальные хватали съестное, что было тут разложено на повозке, татары даже гороховую похлёбку прихватили в чане, накрыв крышкой, так что поели хорошо, и хлеб был, и пучки зелёного лука, чеснок, отлично поснедали, и я вместе с ними. Когда все пришли в себя, утолили голод, то пора стало заняться трофеями. Пока освобождённые утаскивали трупы побитых татар подальше, чтобы не смердели да хищников к лагерю не приманивали, я для начала собрал всё оружие, снимая ремни вместе с кошелями. Саблю старшего я сразу после боя поднял, довольно цокая и изучая лезвие. Вот эта сабля другое дело, не дамаск, конечно, или булат, но хороший мастер делал. Так что левую саблю я снял, её место правая заняла, у остальных ордынцев были схожие, и менять я смысла не видел. А на место правую, уже хорошую, и нормальную саблю подвесил. Единственно, надо бы ножны ей поплоше подобрать, а то уж больно красиво отделаны, не по статусу они мне, да и рукоятку тоже.