Зеркала судьбы. Изгнанники - Максим Удовиченко

– Ты должна выйти замуж, Мара, – уже жестче проговорил вождь, вырывая меня из плена воспоминаний.

Странный же он нашел способ доказать мне свое доброе отношение! Я упрямо насупилась, потом вспомнила, что все-таки нахожусь на суде Тира, и попыталась придать лицу смиренное выражение. Получилось плохо.

– Время траура прошло, – настаивал Бертард, – пора забыть Олава. Я знаю, как ты его любила, но всему есть предел.

Вот здесь он заблуждался. То есть я, конечно, любила его сына. Но как брата. Мы вместе росли, как же иначе? И супружество с ним вовсе не представлялось мне желанным. Но поскольку так решили наши отцы, пришлось смириться и помалкивать. И я искренне горевала по Олаву, но не по нашей с ним несостоявшейся семейной жизни. Год траура меня никто не трогал, а потом началось! Дело в том, что мне не посчастливилось: я завидная невеста. Сильная, здоровая, и от родителей мне досталось неплохое наследство. Шатер, как говорится, полная чаша, а в табуне двадцать коней мне принадлежат. И пошло! Сперва парни пытались подступиться по-хорошему, как это сейчас принято. Я им отказывала, тоже по-хорошему. Потом женихи начали злиться и стали прибегать к дедовскому способу сватовства. То есть за волосы – и в шатер. Вообще-то это традиция такая: жену надо привести к новому очагу за косу. Но в наше время сначала договариваются и хватают невесту за волосы, только если она согласна. Да старых законов никто не отменял, и такая интересная манера женитьбы не считалась чем-то из рук вон… Одного орки не учли: я была категорически против! А когда я против…

– Вообще-то надо бы выдать тебя за Ранвальда, – задумчиво протянул вождь, – и многие старейшины на этом настаивают. Но я своей властью даю тебе право выбора.

Я облегченно выдохнула. Ну спасибо, неистовый Тир! Не подвел твой суд! И торопливо выкрикнула, дабы Бертард не успел передумать:

– Я выбираю одиночество!

Старейшины сердито раздули ноздри, а Торвальд, не выдержав, фыркнул.

– Ты не поняла, Акхмара, – строго ответил вождь, – я предложил тебе выбрать любого из холостяков нашего племени. А вовсе не выбирать образ жизни. Ты выйдешь замуж – и это не обсуждается. Таково решение суда.

Да что за глупость? Почему я должна непременно выходить замуж?!

– Говорил я Вархарду, зря он растил из дочки воина, – сокрушенно вздохнул Бертард.

Да, отец воспитывал меня, как мальчишку. Как и любой орк, он мечтал о сыновьях, но боги не исполнили его желания. Я у родителей была одна. Первое мое детское воспоминание – отец сажает меня на коня, который кажется огромным. Мне ничуть не страшно, я хохочу и вцепляюсь руками в шелковистую гриву. «Отличный будет воин!» – смеется отец. Первая игрушка – маленький лук. Потом обучение мечевому и рукопашному бою, обращению с ножом и кнутом. В четырнадцать я уже охотилась наравне с мужчинами племени, в шестнадцать – вместе с воинами обороняла селение от ятунов. И что теперь? Снять доспех, обрядиться в юбку, заплести косы и нарожать детишек? Да я не против замужества. Пусть выходят, кому нравится. А я не хочу. Единственное мое желание – чтобы меня оставили в покое!

– Мара, ты не воин, ты женщина! – терпеливо пояснил вождь.

– Да ну? – не выдержала я. – А почему же никто об этом не вспоминает зимой, когда приходит время отгонять ятунов? Почему меня всегда зовут на охоту? И почему, наконец, вызвали на суд Тира? Ведь он только для воинов!

Мое знаменитое бешенство, так долго сдерживаемое, наконец проснулось и заявило о себе. Плевать мне уже было и на старейшин, и на законы. Я диким зверем зарычала, уставившись в глаза Бертарду:

– Разве в селении не хватает женщин? Разве некому рожать детей и охранять очаг?

– Скоро будет некому! – воинственно оскалив клыки, рыкнул в ответ вождь. – Твое поведение плохо на них действует! Юные девушки, глядя на тебя, задумываются: а не надеть ли им штаны и не начать ли носиться верхом по степи? Почему тебе можно, а им нельзя? Ты будоражишь умы наших женщин и оскорбляешь мужчин! Что будет с племенем, если все начнут себя вести так, как хочется?

– Акхмара, дочь Вархарда, – холодно обратился ко мне один из старейшин, – у тебя есть выбор.

– Слышала, – огрызнулась я.

– Или ты выходишь замуж, – невозмутимо продолжал старик, – или племя изгонит тебя.

Бертард встал, поднял статую Тира и отнес в шатер в знак того, что суд окончен.

– Решение за тобой, – сказал он. – Сроку тебе до утра.

Меня обдало холодом, гнев куда-то испарился. Я низко поклонилась:

– Спасибо, отец.

Я понимала Бертарда, еще как! Прав он, конечно. И мне просто повезло, что вождь считал меня почти дочерью. Будь на его месте любой другой, приговорил бы выйти замуж за Ранвальда. Сама покалечила, сама и лечи. Приволокли бы на аркане, и все. А тут хоть плохонький, да выбор. Я шла по селению, ловя на себе злорадные взгляды женщин и заинтересованные – мужчин. Все уже знали, чем закончился суд, и ждали, кого же я назову своим женихом. Я отвела Зверя на пастбище, вернулась и легла спать. Долго ворочалась, вспоминая свою жизнь, отца, мать… потом наконец уснула…

Проснулась до рассвета. Огонь в очаге прогорел, и в шатре сделалось прохладно. Ночи в наших северных краях даже летом не жаркие. Я подбросила дров и огляделась. Потом раскрыла небольшой кованый сундук. Такие есть в шатре у каждого орка. Их удобно, связав попарно, перевозить на спинах вьючных лошадей, если племя снимется с обжитого места и отправится кочевать. Что тут у нас? Вещи матери – юбки, рубахи, ленты для кос, шапочки… Это точно не пригодится. Я не ношу женскую одежду. Да если бы и хотела, эта была бы мала. Ростом и статью я пошла в отца. Небольшой звенящий мешочек. Человеческие деньги, монеты. Чеканные кругляшки из желтого мягкого металла. Отец называл его золотом и говорил, что люди ценят его больше всего на свете. У орков денег нет, мы не торгуем, а занимаемся обменом. К чему монеты в Холодных степях? Раньше, когда наш народ воевал с людьми, орки грабили взятые селения и брали золото. И сейчас еще у многих в сундуках валяются желтые деньги и человеческие украшения с разноцветными сверкающими камнями. Но наши женщины их почему-то не любят, предпочитая носить изготовленные шаманами костяные или сплетенные из тонких кожаных нитей серьги и ожерелья, которые не только украшают, но и являются амулетами и оберегами. Поэтому на старые людские побрякушки мы вымениваем у людей нужные товары. Оружие, например. Так что мешочек с монетами возьму с собой, пригодится в человеческих землях.

Вот и все, что я беру из родительского наследия. Красивые чаши, покрытые рунами, пушистые шкуры зверей, добытые на охоте, в дороге не пригодятся. А табун с собой не угонишь. Пусть остается. Немного вяленого мяса в дорогу. Огниво. Все уместилось в мешке. Попона для Зверя. Одежда на мне – холщовые штаны, удобные для верховой езды. Кожаная куртка с нашитыми на нее выпуклыми железными пластинами – одновременно и спасает от холода, и служит доспехом. Отлично выдерживает выстрел из лука. Пластины заставляют наконечники скользить, а дубленая кожа окончательно гасит удар. Кожаный шлем с заостренной верхушкой и чеканными защитными полосками для носа и глаз. Кнут, не раз спасавший мне жизнь, за поясом. Лук – прекрасное, совершенное оружие. Его делал специально для меня старый Гунвальд, лучший мастер племени.