Тридцатого уничтожить! - Виктор Доценко

— Так точно, командир! — весело воскликнул тот. — Вас вызвали в штаб дивизии!

— Вот именно! — подмигнул ему Воронов и подхватил под руку Савелия.

— Да-а… — протянул Воронов, когда выслушал короткий рассказ Савелия о некоторых событиях его жизни. — Постукало тебя по жизни. — Он огорченно вздохнул: — Со мною вроде бы проще, если сравнивать с твоими похождениями. Дважды «дырявило», слава Богу, не очень серьезно. А то, что до сих пор капитан, — он досадливо насупился и махнул рукой, — мы с тобой, братишка, знакомы с самого детства. Надеюсь не забыл, как я тебя «выкрадывал» через забор детдома, чтобы исподтишка от моей тетки покормить чем-нибудь вкусненьким?

— Разве такое можно забыть, Андрюша? — с волнением в голосе воскликнул Савелий. — Ты же знаешь, что у меня никого нет. И ты для меня как брат. Больше, чем брат, особенно сейчас. — Его глаза сразу же стали грустными, но он пересилил себя. — Извини, ты же начал говорить о себе.

— Ты для меня тоже больше, чем брат. — Воронов вдруг нахмурился. — И потому говорю только тебе — Это произошло сразу же после того, как тебя ранило и отправили на Большую землю. Я столкнулся с такой мерзостью, что хотелось бросить все к чертовой матери и бежать отсюда, куда глаза глядят! — Он стиснул зубы и чуть слышно простонал. Затем налил себе и Савелию водки и, не чокаясь, опрокинул водку в рот.

Савелию показалось, что он догадывается, с какой «дерзостью» столкнулся капитан Воронов, но не хотел его подталкивать к продолжению разговорам давая, возможность самому решить, стоит ли продолжать этот трудный разговор.

— Короче говоря, — Воронов вздохнул и продолжал, — захватил я одного «духа» в засаде, а тот, коверкал слова, предложил мне доложить о нем интенданту комдива. Когда я хорошенько нажал на него, тот признался, что шел на встречу именно с ним. Представляешь, эта наглая рожа предложила мне, боевому офицеру, взятку! Я и не сдержался.

— Убил?

— Ну. И ударил-то только раз. А он возьми и стукнись головой о камень. Тут, конечно, шум, гам. Я им рассказываю о том, что произошло, а мне не верят. До прокурора дошло. — Воронов со злостью сплюнул.

— Прокурора? — нахмурился Савелий.

— Ну да, военного прокурора! Майора Зелинского…

— Зелинского? — воскликнул Савелий, хотя внутренне и был готов, что услышит именно эту фамилию.

Он усмехнулся: надо же! Какая же все же маленькая Земля! Зелинский! Вновь он услышал эту фамилию. Круг замкнулся заколдованный! «Если не виновен — отпусти.» — промелькнули у него в голове стихи, услышанные в зоне, Вот, пожалуйста, стоило ему услышать эту фамилию, как память вновь окунула его в прошлое. Заставила кожей ощутить время, когда он находился среди заключенных, осужденный за преступление, которого не совершал. Затем был побег, трудные, мучительные дни, когда он тащил на себе Угрюмого. Спасал человека, который был послан убить его. Потом, когда пришлось похоронить Угрюмого, он остался один, совсем один. Потом… Потом Варюша. Господи, как все несправедливо!

— и мне кажется, что ты его знаешь, — услышал он как бы издалека голос Воронова, и его невеселые воспоминания отошли на второй план: Савелий снова увидел перед собой капитана Воронова.

— Извини, Андрюша, задумался. О ком ты говоришь?

— О Зелинском. Ты знаешь его?

— Да, я его знаю, знал, так точнее будет, — усмехнулся Савелий, — капитаном!

— Капитаном? Значит, еще до моего знакомства с ним.

— Нет, после. Не удивляйся, это долгая история, рассказывай дальше.

— Хорошо. Так вот, чем-то этот майор мне внушил доверие к себе. Короче говоря, я ему все и выложил.

— Можешь не продолжать: дальше я все знаю! — хмуро бросил Савелий. Капитан с недоумением посмотрел на него.

— Тебя перебросили на другую должность, намекнув, чтоб помалкивал, а прокурор Зелинский из майора превратился в капитана. И вы оба должны благодарить Бога за то, что остались в живых. Не так ли, капитан?

— Так? Так, черт побори! — Воронов вскочил и начал ходить из угла в угол. — Но не думай, я не испугался этих сволочей! Несколько раз подавал рапорт по команде, но… — Он развел руками. — Прав ты и в том, что могли убрать! В меня стреляли свои, в спину. Попади пуля чуть выше, и мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

— Кто? Кто приказал тебя убрать? Ты узнал, кто?

— Я — не успел, но… Ты помнишь Варламова? Он-то меня и спас! Думаю, что вторая пуля была бы точнее, да не успел он: Варламов его кончил. И потому ответить, кто приказал ему убрать меня, не могу. Где-то сейчас мой спаситель?

— Нет Варламыча, — тихо, сквозь зубы процедил Савелий. — Убили его.

— Убили? Здесь, в Афгане?

— Нет, в Москве. Из-за меня он погиб! — Савелий стукнул по столу кулаком, залпом выпил свою водку, потом, немного помолчав, стал рассказывать Воронову о том, что произошло тогда в Москве.

Огромный особняк даже среди других роскошных особняков выглядел ослепительно богатым. Он был окружен мощным забором, на углах которого виднелись видеокамеры, следящие за происходящим на каждом участке. Мощные металлические ворота дополнялись внушительными охранниками.

За ограждением находились различные постройки, а сам особняк напоминал небольшой дворец. Внутри он был отделан белым мрамором, украшен фигурками античных богов и героев. Сбоку примыкал закрытый бассейн. Его стены могли раздвигаться в стороны, и солнечные лучи золотили голубую воду.

Сейчас в нем, весело брызгаясь и резвясь, плавали несколько прекрасных молодых девушек. В чистейшей воде были видны их стройные тела, а темный загар, рассеченный узенькой полоской от трусиков, подчеркивал длинные ноги.

У самого края бассейна, выложенного розовым мрамором, в кресле-качалке сидел мужчина лет шестидесяти. Несмотря на возраст, он сумел сохранить спортивную фигуру, его накачанные мышцы говорили о том, что спорт он не оставил до сих пор.

Рядом с креслом стоял маленький столик ручной работы. Он был заставлен напитками, фруктами, фисташками, соленым миндалем.

Мужчина лениво наблюдал за девушками, покуривал гаванскую сигару и изредка смачивая горло шотландским виски. Его глаза похотливо вспыхивали, если одна из девушек специально демонстрировала перед ним ласки к другой девушке.

Аркадий Сергеевич был кадровым военным, как его отец и дед. Дед служил еще при царе, слыл храбрым офицером, за что неоднократно был отмечен самим самодержцем. Отец дослужился до полковника, и его военная карьера могла быть еще более успешной, чем у деда, но… Революция!

Патриот России, своего народа, он не смог заставить себя отдать приказ стрелять в своих сограждан и честно заявил об этом командующему, сложив личное оружие. Был тут же взят под арест, с него сорвали погоны.

Его освободила «армия» батьки Махно. На предложение самого Махно служить в его штабе тоже отказался и был передан в ВЧК для «внимательного разбору». Тюрьма, лагеря, ссылка.