Пограничник - Александр Лаврентьев

Мешая друг другу, они ввалились в незнакомое помещение. Полковник захлопнул дверь, барабанный бой по которой свидетельствовал, что еще немного и им пришлось бы плохо. Комната оказалась крохотной. Полковник посветил вокруг фонариком и захохотал:

— Ну, всю жизнь мечтал с мужиком в сортире прятаться!

Иван глянул на безупречно белый унитаз, отдраенный рабом-конви, на раковину, на крышку мусоросборника и, несмотря на боль, тоже засмеялся. Они смеялись и смеялись… А потом разом замолчали. Прислушались.

— Слышишь? — спросил полковник.

Иван ничего не слышал, но на всякий случай кивнул.

— Ушли. Сволочи. Видать, на движение реагируют или на тепло. Нет раздражителя — нечего и ждать. Хотя кто их тут знает… на что они реагируют. Что будем делать, сержант?

Иван пожал плечами. Наклонился и пощупал ногу: ткань военных брюк быстро намокла от крови, стекающей в ботинок по ноге…

— Ждать, пока остыну и они на меня перестанут реагировать, точно не буду, — сострил он. — Может, перебежками? Там вроде бы еще есть комнаты.

— Сильно? — спросил полковник, кивая на ногу.

— Да вроде нет… — пожал плечами Иван. — И не болит почти. Сосуд, наверное, задело…

Полковник посторонился. Ивану пришлось сесть на стульчак, расстегнуть клипоны ботинка, задрать штанину. Рана была неглубокой, но обильно кровоточила. Иван нерешительно потыкал пальцем вокруг.

— Не больно совсем. Странно.

Он передвинул сумку на живот, расстегнул ее, вытащил флягу со спиртом, быстро обработал рану, забинтовал, на всякий случай вколол в бедро антибиотик. Полковник терпеливо стоял над ним, уперевшись армейским ботинком в противоположную стену.

— Да, брат, попали мы с тобой, — наблюдая за Иваном, произнес Мигай. — И главное, что делать, непонятно.

— Так что там, наверху? — спросил Иван, опуская штанину и застегивая клипоны на ботинке.

— Ничего, — сказал полковник. — Нет там ничего. Читал когда-нибудь? «Пятый ангел вострубил, и я увидел звезду, упавшую с неба на землю, и дан был ей ключ от бездны. И она отворила бездну, и вышел дым, и солнце помрачилось от дыма. И вышла из дыма саранча, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы. И сказано было ей, чтобы не делала никакого вреда траве и дереву, а только людям, которые не имеют печати Божьей на челах своих. В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них», — полковник цитировал, прикрыв глаза.

— Что это? — спросил Иван.

— Книга такая… Была раньше. Читал?

— Нет.

— Умный мальчик. За чтение запрещенной литературы — сразу в конви. С конфискацией и с десятилетней отработкой на рудниках Урала. И без восстановления прав. Но видишь ли, книги существуют независимо от решений правительства. Или решений БНБ, или, — полковник перешел на шепот и наклонился к Ивану, — независимо от Патриархов и Самого…

— Самого? — тупо повторил Иван. — Ага! А вы-то откуда читали?

— А мне положено знать такие вещи, — полковник выпрямился. — Врага надо знать в лицо. Если, конечно, он враг, — последние слова полковник прошептал.

Иван с удивлением посмотрел на него.

Заговаривается старик, решил он. Ему, наверное, под полтинник, а с такой нагрузкой, как у нынешних военных, на пенсию надо выходить в тридцать пять — в сорок, но приходится служить и служить… Впрочем, это не о нем. Полковник Мигай работал потому, что ему это нравилось. Да и о годах говорить не приходилось: «Золото нации» пользовалось особыми технологиями продления молодости, и полковнику могло быть пятьдесят, семьдесят и даже девяносто… Кто их сейчас разберет? В паспорт к такому не заглянешь.

— А печать? — спросил Иван, начиная что-то понимать. — Вот эта, да? — он хотел было ткнуть в лоб полковнику, но вовремя остановился и дотронулся до своей правой брови. Над правой бровью у полковника была татуировка БНБ — всевидящее око в магическом круге-солнцевороте.

— Да, — полковник ронял слова, как чугунные гири, — только это другая печать. Она мне не поможет.

— Да ладно, — сказал Иван, — у меня никакой печати нет, а вон чуть полноги не оттяпала!

Полковник тяжело посмотрел на Ивана и ухмыльнулся.

— Кто знает, может, и есть у тебя эта печать, только ты ее не видишь. А они чуют. А может, они нападают на тебя потому, что ты рядом со мной? — он тяжело вздохнул. — Слушай, Логинов, скажи мне честно: за что тебе дали Звезду? Сколько ни рылся в личных делах ваших байкалитов, так и не нашел никакой информации. Что я должен о тебе думать? Диверсант? Самозванец? Вроде не похож, да и документы — не придерешься. И БНБ к нам нелоялов не присылает. Давай колись, коль мы уж в такой интимной обстановке.

— Не могу, — сказал Иван, — да и не хочу ничего говорить. Давно было, неинтересно.

Полковник мгновенно преобразился. Иван даже не заметил, как в руках полковника оказался пистолет.

— Не можешь — поможем, не хочешь — заставим! — он приставил оружие ко лбу Ивана, надавил до боли. Каска Ивана поползла на затылок, свет от фонарика теперь бил в потолок. Лицо Мигая оказалось так близко, что Иван почувствовал его несвежее дыхание. «Да он боится! — понял он. — Боится меня! Почему?»

…Перед мысленным взором Ивана отчего-то мелькнули широкое, добродушное лицо сослуживца Васьки Поплавского, узкие глаза Цырена… Вспомнилась одинокая застава между сопок, по обе стороны дороги сугробы в два метра высотой — не свернешь, даже если захочешь, рев шатуна за спиной и тот страшный, булькающий звук, словно из кого-то высасывают последние капли влаги. Они с Цыреном тогда еще не знали, что им придется встретиться со зверюгой лицом к лицу или, вернее, к морде. Васька тогда не выжил, многие не выжили, если быть точным. Ивану просто повезло.

— Ты меня, полковник, не пугай, — с оттяжечкой, словно разговаривая с курсантом-первогодком, сказал Иван, еле заметными движениями пальцев нащупывая скальпель, — не боюсь. Я тебя полчаса назад с того света вытащил. Теперь вот думаю: правильно сделал? Или неправильно? Или надо было дать шеликудам сожрать тебя? Глядишь, пока они тебя жрали, я бы и прошел… Хочешь нажать на курок, нажимай. Минутой раньше, минутой позже — большой разницы нет. Жизнь моя как с самого начала службы не стоила ни копейки, так и сейчас не подорожала. И печать мне ваша нафиг не нужна. Хочешь вызвать БНБ? Вызови, если можешь. Но похоже, что вызывать тебе больше некого. Так что жми на курок или иди на хрен!

Секунды тянулись мучительно медленно. Иван устал от напряженного ожидания… Ударить можно было только раз, второго шанса не будет. Но убивать он не хотел. Он не был убийцей. Убивать его научили в армии, но это не доставляло ему никакого удовольствия. Он отнимал жизнь у других живых существ, каждый раз отчетливо понимая, что именно делает. Для него это не было продолжением тренировки на виртуальном тренажере. Он знал: у каждого существа есть сердце. Горячее, живое сердце. И если ему и приходилось убивать, делал он это только по необходимости — как вот этих монстров. Или по приказу — на поле боя. Убивал по возможности быстро, чтобы жертва не испытывала мучений. Незачем. Да и небезопасно.