Арсен Люпен - Джентльмен-грабитель - Морис Леблан

– В рединготе и соломенной шляпе?

– Совершенно верно! Ах! Странный тип, неразговорчивый, ворчливый.

Через пять минут барон подошел к знаменитому Ганимару, представился и попытался завязать разговор. Потерпев полное фиаско, он решил прямо изложить проблему.

Ганимар слушал неподвижно, не теряя из виду поплавок. Потом, повернувшись к барону, смерил его взглядом с головы до пят и с жалостью в голосе произнес:

– Сударь, воры не предупреждают людей, которых собираются ограбить. В частности, Арсен Люпен никогда не совершает подобных просчетов.

– Тем не менее…

– Сударь, если бы у меня были хоть малейшие сомнения, поверьте, удовольствие, с каким я бы засадил этого милейшего Люпена, одержало бы верх над всеми прочими моими чувствами. К сожалению, этот молодой человек уже за решеткой.

– А если он сбежит?

– Из Санте нельзя сбежать.

– Но ему…

– Ни ему, ни кому-либо другому.

– Однако…

– Ну что же. Если он сбежит, тем лучше. Я его сцапаю. А пока спите спокойно и не пугайте уклеек.

Разговор был окончен. Барон вернулся в замок, немного успокоенный уверенностью Ганимара. Он проверил запоры и принялся исподтишка следить за слугами. Прошло еще два дня, в течение которых барону почти удалось убедить себя, что его страхи были сильно преувеличены. Нет, право же, как сказал Ганимар, людей, которых хотят ограбить, не предупреждают.

Назначенная дата приближалась. Во вторник утром, накануне 27 числа, ничего особенного не происходило. Но в три часа позвонил какой-то мальчишка. Он принес телеграмму:

«Никакой посылки на вокзале Батиньоль. Приготовьте все к завтрашнему вечеру. Арсен Люпен»

И вновь барон обезумел до такой степени, что начал спрашивать себя, не уступить ли требованиям Арсена Люпена.

Барон помчался в Кодебек. Ганимар, сидя на складном стуле, удил рыбу на том же месте. Не говоря ни слова, барон протянул ему телеграмму.

– И что? – спросил инспектор.

– Как что? Но ведь завтра…

– Что?

– Произойдет кража. У меня украдут мою коллекцию!

Ганимар отложил удочку, повернулся к барону и, скрестив руки на груди, нетерпеливо воскликнул:

– А-а, значит, вы думаете, что я буду заниматься этой глупой историей?

– Какое вознаграждение вы хотите получить за то, что проведете в моем замке ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое сентября?

– Ни су. Оставьте меня в покое.

– Назовите свою цену. Я богат, очень богат!

Грубое предложение оскорбило Ганимара, и он, стараясь не терять хладнокровия, продолжил:

– Я здесь в отпуске и не имею права вмешиваться…

– Никто ничего не узнает. Что бы ни случилось, я буду хранить молчание.

– О! Ничего не случится!

– Ладно. Допустим, три тысячи франков. Этого достаточно?

Инспектор понюхал щепотку табака, подумал и сказал:

– Будь по-вашему. Только должен вас предупредить, что эти деньги будут выброшены на ветер.

– Мне все равно.

– В таком случае… Впрочем, никогда не знаешь, что ждать от этого чертова Люпена! Вероятно, он возглавляет целую шайку… Вы уверены в своих слугах?

– Бог ты мой…

– Значит, не стоит рассчитывать на них. Я пошлю телеграмму двум своим приятелям, эдаким крепким парням. Так будет надежнее… А теперь уходите, не надо, чтобы нас видели вместе. До завтра. Я приеду около девяти часов.

На следующий день при приближении часа, назначенного Арсеном Люпеном, барон Каорн взял со щита ружье, начистил его до блеска и принялся прогуливаться в окрестностях Малаки. Ничего подозрительного он не заметил. Вечером, в половине девятого, барон отпустил слуг. Они жили в крыле, фасад которого выходил на дорогу, но в самом конце замка. Оставшись один, он осторожно открыл все четыре двери и немного погодя услышал шаги.

Ганимар представил барону своих помощников, двух дюжих парней с бычьей шеей и мощными руками, а после обратился к нему с несколькими вопросами. Узнав о расположении замка, он тщательно закрыл и забаррикадировал все выходы, через которые можно было попасть в залы, которым грозила опасность быть обокраденными. Он постучал по всем стенам, приподнял гобелены и ковры, а затем оставил своих помощников в центральной галерее.

– Никаких глупостей, поняли? Вы здесь не для того, чтобы спать. При малейшей тревоге открывайте окна, выходящие во двор, и зовите меня. Обращайте внимание и на ту сторону, что выходит к воде. Таких дьяволов не остановят десять метров отвесной скалы.

Он запер их, взял ключи с собой и сказал барону:

– А теперь займем наши места.

Для этого он выбрал небольшое помещение в толще крепостной стены, между двумя главными дверьми. Прежде там находился пост часового. Одно смотровое окошечко выходило на мост, другое – во двор. В углу виднелось отверстие колодца.

– Вы сказали, господин барон, что некогда этот колодец был единственным входом в подземный ход, но, насколько вы себя помните, он был забит.

– Да.

– Значит, мы можем быть спокойны, если только нет другого хода, о котором не знает никто, кроме Арсена Люпена.

Ганимар составил три стула, удобно растянулся на них, раскурил трубку и вздохнул:

– Право, господин барон, я согласился на столь элементарную работу только потому, что мне очень хочется пристроить еще один этаж к дому, в котором я собираюсь закончить свои дни. Я расскажу об этой истории нашему славному Люпену, и он живот надорвет от смеха.

Барону было не до веселья. Он весь обратился во внимание, со все возрастающей тревогой вслушиваясь в тишину. Время от времени он склонялся над колодцем и с беспокойством всматривался в чернеющую дыру.

Одиннадцать часов… Полночь…

Пробил час.

Вдруг барон схватил Ганимара за руку, и тот сразу же проснулся.

– Вы слышите?

– Да.

– Что это?

– Это я храплю!

– Да нет же, послушайте.

– А-а, в самом деле. Это клаксон автомобиля.

– И что?

– А то, что маловероятно, чтобы Люпен воспользовался автомобилем, как тараном, чтобы разрушить ваш замок. Так вот, господин барон, на вашем месте я бы поспал… чем я и собираюсь вновь заняться. Доброй ночи!

Это был единственный тревожный сигнал. Ганимар вновь погрузился в сон, и барон не слышал больше ничего, кроме его громкого, раскатистого храпа.

На рассвете они покинули наблюдательный пост. Замок был окутан безмятежностью, тишиной утра, зарождающегося на берегах прохладной реки. Каорн сиял от радости, Ганимар сохранял спокойствие. Они неторопливо поднялись по лестнице. Ни звука. Ничего подозрительного.