Испорченная женщина - Доминик Дьен

Вот уже второй понедельник подряд Мадам уходит рано. Я спрашиваю себя, куда она собралась. Она одевается по-воскресному но более нарядно. Надеюсь, что сегодня днем не получится, как в прошлый раз. Тогда она вернулась в три часа дня, закрылась у себя в комнате и не вышла к ужину. Месье был очень недоволен. Я сказала ему, что она, должно быть, плохо себя чувствует, но он ответил, что это просто капризы. По-моему, он прав, потому что Мадам не казалась больной. Ее не тошнило и не было никаких других признаков недомогания. Если сегодня вечером все повторится, я и носа не высуну с кухни! Правда, Месье никогда не повышает голос. Но это даже хуже. Когда он раздражен, я его очень боюсь!

ДЛЯ КАТРИН САЛЕРН та неделя промчалась со скоростью сигнальной ракеты – быстрая, немая, почти нереальная. Она не замечает ничего и никого, включая своих близких. Единственные образы, заполняющие ее воображение с утра до вечера, это руки и лицо Оливье Гранше, похожие на огромные сверкающие звезды на черно-сером небе ее монотонного существования.

Она живет в каком-то необычном, ненормальном состоянии. Приходя к себе в магазин, она сворачивается клубочком в кресле и уносится мыслями далеко-далеко, в объятия Оливье. Она даже не всегда слышит звонок колокольчика, когда кто-нибудь заглядывает в ее лавочку.

Она не замечает, как проходят часы. Вечером, когда она возвращается домой, к семье, она мечется по квартире, не находя себе места, ибо повсюду видит лишь стены и закрытые двери. Ей хочется убежать, закрыться у себя в комнате, забиться в угол кровати и снова и снова, в сотый раз, ощущать, как мускулистые руки Оливье обхватывают ее груди, которые она позволила ему взять в рот – раньше с ней никогда подобного не было. Она вспоминает его нежный язык, и соски ее твердеют, хотя прежде такое случалось с ней только от холода. Она снова и снова вспоминает о его губах, которые скользят по ее телу, спускаясь к низу живота. Она неустанно перебирает в своей возбужденной памяти эти моменты. Она не может обуздать ни эти болезненные, но восхитительные уколы в поясницу, ни пламя, разгорающееся у нее между ног.

Наконец настает понедельник, принося долгожданное облегчение. Катрин с нетерпением ждет, когда Жан и дети уйдут из дома. Выйдя из ванной, она впервые в жизни принимается разглядывать себя в зеркале открытого шкафа. Сбросив полотенце к ногам, она смотрит на свое обнаженное тело, словно стараясь увидеть то, что видел он и на что она сама долгое время не обращала внимания. Она рассматривает свои груди, приподнимает их руками, приближает их к зеркалу, словно ко рту Оливье. Как мог почти незнакомый мужчина, к тому же намного моложе ее, ласкать эти груди? Ей трудно в это поверить!

Она надевает розовый костюм, причесывается и наносит макияж. Затем улыбается – она ощущает в себе необычайную легкость. Заглядывает на кухню к Анриетте и быстро дает ей указания относительно ужина. Наконец она выходит из дома, в радостном нетерпении, оттого что скоро увидит своего жильца. Она чувствует себя прекрасной, она чувствует себя женщиной.

Оливье подхватывает ее на руки и укладывает на кровать. Потом целует и улыбается. Ему так ее не хватало! Она кажется ему ребенком – удивленным, слегка испуганным, который отыскал в чулане новое лакомство, запретное, но такое вкусное, что он просит его снова и снова, потому что никак не может насытиться.

– Вы хотите кофе?

– По правде говоря, я не люблю кофе. Они смеются, как дети.

– Тогда чего-нибудь другого? Кока-колы, например?

– Нет, спасибо.

Катрин сидит на кровати, руки ее скрещены поверх пальто, которое она даже не успела снять. Она смущена и не знает, что делать. Оливье понимает ее замешательство. Он протягивает ей руку, чтобы помочь встать, снимает с нее пальто и жакет, потом осторожно стягивает юбку. Он смотрит на нее. На ее стройные мускулистые ноги. Она такая красивая… Она так и не сняла свои туфли на каблуках. Она стоит прямо, не шевелясь, со слегка склоненной головой и затуманенным взглядом, и ждет, что он обнимет ее. Неожиданно она кажется ему такой уязвимой за этой отстраненной маской, что Оливье спрашивает себя, как далеко он может зайти. Это так неловко, но одновременно и так возбуждающе – лишить невинности женщину-ребенка.

– Вы думали обо мне? – произносит Оливье. Катрин не ожидала такого вопроса.

– Да, – выдыхает она.

– А что вы обо мне думали?

– Самые приятные вещи…

– Это не ответ! Вы думали о моем теле? Нет, вы ведь его еще не знаете… Вы думали о моих руках, ласкающих ваши груди? – Он улыбается: ему нравится заставлять ее краснеть.

Она по-прежнему стоит перед ним в своей тонкой блузке и колготках. В ее взгляде мелькает испуг. Чего она ждет сегодня, о чем мечтала всю неделю? Отдаться ему полностью? Или снова ощутить его целомудренные прикосновения у себя на груди и на бедрах?

– Не говорите несуразицу! – строго отвечает она.

Она не осмеливается поднять на него глаза. Она выражается столь старомодно, что Оливье на мгновение кажется, будто он попал в роман начала века. Ему неудержимо хочется научить ее жизни, настоящей жизни. Он пытается представить себе эту женщину говорящей вульгарные слова, но от этого лишь смеется.

– Над чем вы смеетесь?

Она настораживается.

– Над вами! – Агрессивность ее тона удивляет Оливье, ему хочется раззадорить ее. – Я спрашивал себя, во что мы будем сегодня играть. Вам хотелось бы чего-нибудь особенного?

– Что вы себе позволяете!

Ее лицо снова принимает холодное и отстраненное выражение; она говорит надменным тоном богатой дамы, считающей себя выше всех. Она ищет глазами юбку – она, должно быть, выглядит сейчас такой нелепой! Оливье говорит себе, что незачем настаивать, что он, пожалуй, и сам был бы не против прекратить эту историю, пока не поздно. Эта женщина слишком самодостаточна, чтобы вызывать желание. Но в то же время, наблюдая, как она торопливо натягивает юбку, он замечает на ее бледном лице стыдливый румянец, и это причиняет ему боль. Зачем он ее дразнит? Конечно, она пришла сюда за наслаждением, но разве он может ее в этом упрекать? В конце концов, он хочет того же самого, что и она!

– Извините. Простите меня. Я вел себя по-хамски.

Оливье говорит себе, что это слово, должно быть, из ее лексикона. Что никогда не занимался любовью с женщиной ее возраста и что хочет ее. Что никогда не обращался на «вы» к женщине, с которой занимался любовью, и что это его возбуждает. Он осторожно приближается к ней.

– Простите меня за идиотские вопросы… Но я все время думал о вас, о вашей груди, ваших губах… Мне так вас не хватало! Останьтесь, прошу вас!

Катрин не отвечает – она все еще чувствует себя задетой. Однако в глубине души она знает, что не сможет уйти, потому что обязательно должна снова ощутить его руки у себя на груди. Она столько об этом мечтала!