Подмастерье - Игорь Маранин

Когда Сергей явился на службу, то сразу увидел, что в боксе начальника горит свет: Коновалов вернулся из командировки, и не просто вернулся, а успел перевести Женьку в отдел седьмого звена и посадил её в соседний с Ерёминым бокс. Так что теперь и тени сомнения в принятом решении у Сергея не осталось. Все дурацкие идеи о том, чтобы стать иззвеном, покинуть купол, жить за пределами Москвы — весь этот вчерашний морок — это просто результат шока от известия о выигрыше в миллион еврази, бред, затмение сознания. Как он мог серьёзно до такой глупости додуматься?

Однако Синицына вела себя странно. Разговаривала с Сергеем вежливо, но даже тени вчерашней близости между ними не возникало. «Ей нужно освоиться на новой работе, — успокоил себя Сергей. — Через пару дней всё будет, как прежде».

В обед он погрузился в виртмаркет и выбрал новейшую марку гравицикла, за десять тысяч еврази, с мощным мотором, гравиподъемником шестого поколения, но запрос о покупке, сам удивляясь себе, отклонил — всё-таки он стал тороплив в решениях, не стоит так спешить, сперва надо осмотреть гравицикл вживую, потрогать его, посидеть в седле, почувствовать огненное дыхание машины, а потом уже покупать…

Но сколько себя ни обманывай, сколько ни сворачивай с предначертанного пути, любая тропинка вернёт на него, не успеешь даже оглянуться. Когда рабочий день закончился, Ерёмин заскочил в бокс к Синицыной.

— Пожалуй, прогуляюсь ещё разочек до Мастера, — сказал он Женьке. — Не думаю, что останусь у него. Но мало ли… если что, дождись меня. Я обязательно вернусь.

И он вновь отправился в Сокольники.

На этот раз Ерёмин быстро попал в парадную — сразу же позвонил пареньку с восемнадцатого этажа, и тот открыл ему дверь и подогнал лифт. И вновь Сергей с восемнадцатого по двадцать пятый этаж продвигался пешком, но теперь гораздо быстрее и увереннее. Он дёрнул за шнур-хвост, в квартире мелодично забренчало, и дверь снова открыла девчонка Соня.

— Ну, надо же, вернулся, — сказала она. — Однако проходи, гостем будешь.

Мастер был занят, и Соня отвела Сергея на кухню, где Ерёмина встретили невероятные запахи, он никогда с такими не сталкивался, от этих запахов у него сразу же засосало под ложечкой, и рот наполнился слюной — девчонка готовила ужин.

Сергей сидел на колченогом, неудобном, но из настоящего дерева, табурете и наблюдал за тем, как Соня проворно орудует у маленького электрического прибора с круглым верхом. На прибор девчонка водрузила металлический цилиндр с двумя ручками, чем-то напоминающий химический котёл, который Сергей видел ещё в детстве, в учебном гипносне. Из цилиндра валил пар и распространялся тот самый запах, что поразил Ерёмина. Ерёмин понял, что страшно хочет есть.

Когда Соня налила ему полную тарелку, полив сверху густой тягучей белой жидкостью, похожей на синтетический мягкий соус — он начал есть, обжигаясь, не разбирая вкуса, почти взахлёб. Девчонка сидела напротив, смотрела на него широко открытыми глазами и жалостливо качала головой.

— Беееееедненький, — протянула она почти без насмешки и налила ему ещё одну тарелку. Вторую порцию Сергей ел медленнее, распробывая каждую ложку, разминая языком и зубами каждый кусочек пищи. Все они казались разными на вкус, но вместе соединялись в замечательное гармоничное кушание. Соня сказала, что еда называется борщом, и она положила туда картошку, свёклу, морковь, капусту, свежие помидоры, а также зелень укропа и петрушки. Так вот они какие, натуральные овощи, Ерёмину никогда прежде не доводилось пробовать их на вкус. Кроме того, в борще было мясо. Коричневые суховатые слоящиеся кусочки с прожилками на жёстких костях и белый скользкий неприятный жир, который Сергей проглотил, не разжевывая.

После обеда на кухню заглянул Мастер.

— Решил вернуться? — понимающе кивнул он.

Вместо ответа Сергей подошёл к столу и положил на него терминал. Путь к отступлению он себе отрезал.

— А так хотелось купить гравицикл, — вздохнул он.

— Больше нет электроники? — спросил Джон Матвеевич.

Ерёмин вытащил из уха радиокоммуникатор, снял с руки часы-навигатор и отдал их Мастеру.

— Тогда вам пора собираться, выходите на заре, — произнёс Джон Матвеевич. — Ну что, Соня, возьмёшь себе до осени нового ученика?

— Куда же я денусь? — важно надулась девчонка.

Без навигатора, да ещё в незнакомом районе, Ерёмин чувствовал себя неуютно. Привычка знать, где находишься, была в нём заложена с самого детства. С той поры, как в воспитательном доме их возраст начали выпускать на самостоятельные прогулки. Четверть часа — отчёт, ещё четверть часа — следующий. Они росли, и время между отчётами увеличивалось, а потом контроль и вовсе отменили, но в подкорку уже въелась, впечаталась намертво привычка сверяться с электронной схемой города. Вот и сейчас он машинально лез рукой в карман, и лишь нащупав там пустоту, вспоминал, что навигатор остался там же, где и вся прежняя жизнь — во вчерашнем дне. В этом районе он никогда не бывал, да и вряд ли когда-нибудь подвернулся бы в его размеренной жизни такой случай — забрести в резервный район, законсервированный до поры до времени под будущие жилые массивы или производственные зоны. Впрочем, навигатор тут бы и не помог, мысленно поправил себя Ерёмин. На карте резервный район выглядит как большое белое пятно, и единственное что можно увидеть — маленькую чёрную точку, медленно ползущую от одного края пятна к другому. Когда-то давно, в начале современной эпохи, все здания здесь взорвали. Время, ветра и дожди превратили руины в поросшие травой и мелким кустарником холмы — безжизненные и унылые. Несколько дорог, расчищенных бульдозерами, пересекали район в разных направлениях: с севера на юг от Больших прудов к Сетуни и с востока на запад от центра к охраняемому выезду из купола. По одной из них и ползли от края до края пятна две маленькие чёрные точки — Ерёмин и Соня.

Настоящая жара ещё не пришла в Москву, южные ветра принесут её позже — в июле, а сейчас на улице стояли комфортные апрельские плюс двадцать. До фермы, по словам Сони, был день пути, и они вышли до рассвета, чтобы добраться засветло. Поверх привычной униформы Ерёмин надел непромокаемый плащ, выданный Мастером, обувь менять не стал — в своей привычнее. В мешок с двумя широкими ремнями упаковали несколько увесистых свертков, моток тонкой и очень прочной шёлковой нити, пару острых ножей в чехлах и дорожный обед. Вышло килограммов пятнадцать — тяжеловато, но нести можно. Тем более что мешок, который Соня называла рюкзаком, оказался удобной конструкции: руки продевались под ремни, и он оказывался на спине, почти не стесняя движений. Когда добрались до холмов резервного района, уже рассвело.

— Не устал ещё? — весело спросила Соня.

Сама она шагала бодро, и болтала почти без умолку. О любимой ферме — соскучилась, видать, пока была в городе. О том, что путь к ферме лежит по древней дороге, существовавшей ещё в эпоху хаоса, и по обочинам до сих пор сохранились каменные развалины в местах бывших селений. О копальщиках, что объединяются в небольшие отряды и отправляются на раскопки развалин. О том, что обожает ездить на лошади, но лошадь на ферме одна, и к тому же старая, так что покататься удаётся лишь пару раз в месяц.