Огонь в твоем сердце - Дана Арнаутова

И океан нахлынул неудержимо, заполняя весь мир вокруг солью на сухих губах, солью на влажной коже. Забурлил вокруг водоворотом чужой силы, сливаясь с её собственной, и не было в этом ни страха, ни обиды — только желание брать и отдаваться. Рот — горячий, все еще пахнущий пряным вином, руки — сильные, властные и нежные, тело — невозможно, сумасшедше желанное… Фьялбъёрн Драуг, мертвый ярл живого корабля, был везде и всем, был целым миром, и в этом мире хотелось остаться навсегда

Потом она лежала, уткнувшись в плечо Фьялбъёрна, пока её косы, все-таки распустив плетение, лениво и расслабленно перебирали чужие пальцы. Вот же… понравилось. Ладно, пусть. И правда, после того, что было, убирать волосы, не позволяя дотронуться — глупо. Это — север. Здесь не знают, что это ласка не для случайных любовников, что проще разделить с кем-то ложе, чем позволить вот так запустить пальцы в длинные пряди, по-хозяйски их перебирая и гладя. И плащ здесь — всего лишь плащ. Йанта улыбнулась про себя — даже губы растягивать было лень. Знал бы ярл, что, накинув плащ с себя на ее плечи, сделал брачное предложение. Пусть… Здесь все иначе.

— Ну, и кем же ты останешься со мной, ворожея? — бесцеремонно прервали её размышления.

Йанта, приподняв голову, вгляделась в безупречно невозмутимое лицо. Вздохнула, опять укладываясь на плечо:

— Сам решай. И хватит уже звать меня ворожеей, у меня имя есть.

Закрыла глаза и провалилась в теплую колышущуюся тьму, сквозь сон чувствуя, как её продолжают потихоньку гладить и перебирать волосы.

Поздний зимний рассвет ещё не тронул неба золотисто-розовыми лучами, когда Фьялбъёрн выбрался из постели. Никогда он не любил утром подолгу валяться на ложе, но сегодня пришлось заставить себя встать. Очень уж уютно было в ворохе шкур, накануне тщательно вычищенных и проветренных Тоопи, а главное, так сладко обволакивало живое тепло спокойно спящей рядом ворожеи…

Натягивая рубашку, Фьялбъёрн довольно ухмыльнулся и посмотрел на девушку внимательнее. Хоть и выглядит здоровой, но купание в северном море не шутка, да и пришлось ей в последнее время непросто — чего один бой с веденхальтией стоит. Пусть набирается сил, сон — лучший лекарь. Это на земле женщины встают рано: ни скотница, ни ткачиха, ни жена дроттена не разрешат себе допоздна нежиться в постели, когда день полон забот. А он может позволить своей женщине выспаться всласть. Своей ли?

Он-то выбор сделал, но, говоря, что таких не держат силой, не лгал. Только не стал уточнять, что вообще никогда не брал женщин без их согласия и желания. Силу надо показывать врагам, а не дарительницам жизни и лучшему ее украшению. И пока жил жизнью смертного, всегда хватало дев и жен, готовых с радостью согреть его ложе, а потом… Жар плоти ушел вместе с дыханием, вкусом еды и вина, слабостью человеческих чувств. Это была цена за бессмертие, и Фьялбъёрн заплатил сполна.

О нет, женщины остались доступны. Но много ли радости видеть в девичьих глазах страх и покорность судьбе? Те, что смотрели иначе, встречались реже, чем сухие камни на дне моря. А эта не боялась. Ни прыгнуть в штормовое море, ни дерзить живому мертвецу, ни целовать так отчаянно, будто умрет без вкуса его губ. И вправду, Огнецвет. Нежный и жаркий цветок пламени. Йанта — имя-то какое! Сладкое, но горчит пряностями южных торговцев. Чего только ни выловишь в море! И красива, маргюгрова дочь! Остаться или уйти, спрашивала. Нет уж, с «Гордого линорма» так просто не уходят. И хоть это было не совсем правильно, но такую гостью отпускать Фьялбъёрн не собирался.

Драуг нахмурился, вспомнив, куда они идут. Эх, подальше бы от проклятых берегов потерявшего разум веденхальтии. Только спорить с Гунфридром сейчас не время, морской владыка и так будет недоволен, что его воин упустил вчера того, с кем сам должен был искать встречи.

Наклонившись и подхватив штаны, он не удержался — провёл пальцами по рассыпавшимся по подушке чёрным волосам. Коса, конечно, хорошо. Но так смотришь — и хочется прикоснуться. А то и вовсе запустить пальцы в шёлк прядей и сжать покрепче. Моё. Никому не отдам.

Ворожея тихо вздохнула во сне и перевернулась на другой бок. Фьялбъёрн успел мельком заметить улыбку на её губах. Отогнав желание всё бросить, снова забраться в постель и разбудить поцелуями, он быстро натянул штаны и выскользнул из каюты. Пусть отсыпается. Неведомо, что будет впереди.

Предрассветный ветер взбодрил, ласково потрепал по волосам, шепнул, что рад видеть. Фьялбъёрн довольно потянулся — по телу пробежала приятная дрожь. Мышцы наполнились силой, казалось, можно прыгнуть за борт и легко побежать по морю под хохот плещущих волн. Находиться в каюте, где собрана жизнь для всего корабля, и без того приятно, а с живым человеком — редкая радость.

На палубе появился Лирак. Отчаянно заспанный, на ходу заправляющий одежду и что-то ворчащий про неугомонных хавфруа.

— Что случилось? Идём ко дну? Или гребцы побросали свои вёсла? — произнёс он, едва сдерживая зевок.

Фьялбъёрн повёл плечами, наслаждаясь чувством щекочущей силы, и сложил руки на груди. Солнечные лучи уже робко касались неба, ещё немного — и их свет плеснёт прямо в Гунфридровы воды, озаряя всё вокруг.

— Чем ты недоволен? Какая хавфруа спать не давала?

— Да супруга приплывала, — буркнул помощник.

Закутался в плащ, бросил быстрый взгляд на каюту, потом на своего ярла.

— И как же наш… улов?

Фьялбъёрн хмыкнул. Интересно, что было бы, услышь Йанта такое словечко о себе? Ходить Лираку с подпаленным задом?

— Богатый улов, — кивнул он. — Редкий. Только ещё не ясно, откуда взялся.

— Скрытный, значит, — определил Лирак.

— Наш ярл умеет раскрывать тайны, — донёсся голос Халарна.

Палубу этот верзила драил старательно, но почему-то как раз рядом с ними и едва не шевелил ушами от любопытства.

— Маргюгровы языки, — бросил Фьялбъёрн. — Займитесь работой. День предстоит тяжёлый.

Он отошёл от моряков, продолживших бурно обсуждать достоинства вчерашнего улова. Уперев руки в бока, остановился возле борта и, прищурившись, всмотрелся вдаль. Если Вессе смог нагло заявиться на корабль, легко с ним не будет. Уронив сквозь зубы проклятие поганцу-водяному, Фьялбъёрн глянул в небо. Бездонное, бескрайнее. А вот у моря есть и дно, и берега. И нет перед ним страха, потому что ничего плохого из моря прийти не может. А небо — оно неверное, непостоянное, как лазурь в глазах хавфруа, — тут тебе ласка и нежность, а тут раз — только гром и молнии. И подарочки у неба соответствующие. Ворожея не иначе же оттуда пришла! Хоть и говорит, что не с неба упала.

На губах мимо воли снова появилась улыбка. Падать ей теперь в другом месте — на застеленную шкурой постель у очага, к нему в руки. Хотя бы до тех пор, пока сама не захочет уйти. А захочет…

Сверху донёсся заливистый клич — смех да свист ветра. Серебряная искра вспыхнула на фоне сереющего полотна небес и понеслась к Фьялбъёрну. Через несколько мгновений белоснежные крылья с мягким шелестом сложились за спиной, а перед мёртвым ярлом, сияя чешуёй серебряного доспеха, гордо стояла валкара. В серых глазах искрилась надменность, но на губах играла дружелюбная улыбка. Русая коса отливала золотом спелой пшеницы, на поясе висело множество ключей и короткий меч. Хороша Астрид — ключница небесных дверей, правая рука Эльдрун — предводительницы валкар. В руках Астрид сиял причудливый сосуд, походивший на стеклянную узкую бутыль.