Рыбари и Виноградари. Книга II. В начале перемен - Михаил Давидович Харит

то и дело меняли форму, да еще ухмылялись при этом.

Пёс, терпеливо ждавший у входа, заговорщицки подмигнул. Марк неопределённо пожал плечами.

Деревня еще спала. В комнате, насыщенной запахами десятков тел, прокрался к своему ложу. Рядом лежал Илья. Он пошевелился и что-то сонно прошептал. Проснулся? Нет, спит. Проклятая зола чесалась в носу и скрипела на зубах. Выпил воды из стоящего неподалёку кувшина. Голова вдруг закружилась. Лёг, ощущая, как знакомая комната вертится то быстрее, то медленнее. Как холодно. Озноб охватил тело, забрался внутрь живота. Заболел? Он укутался в жалкие тряпки, служившие одеялом. И тут же согрелся, так что испарина выступила на лбу. Незаметно задремал. Разбудили доносившиеся с улицы первые звуки жизни посёлка. Приподнялся и сел. Рядом просыпались парни, тянулись, кашляли, сворачивали ложе. Голова не болела. Возможно, как и говорил Елисей, сундук был подставным. Пустышка, фальшивка, наживка для охотников за сокровищами. А настоящая реликвия уплыла на одном из других девяти кораблей.

Сара умерла в конце года. Перед смертью она вызвала к себе мальчика. Умирающая лежала на низкой скамье, закутанная в меховое покрывало, стоившее жизни кроличьей деревне.

Она с трудом разжала высохшие губы и чуть слышно прошептала:

— Женись на Роне. Ваши правнуки станут королями.

— Какой страны? — попытался уточнить Марк.

Ответом было молчание. У мёртвых нет времени на пустые разговоры. Её лицо окаменело, а глаза застыли, разглядывая новые места, куда спешила душа. Возможно, она уже была рядом со своим Учителем и не хотела отвлекаться на пустяки.

Сару отнесли в пещеру на материк с великими почестями, как святую. Её руки — на всех, и всех — на ней. Похороны мальчику понравились. Красиво пели незнакомые гимны. Женщины рыдали. Слёзы делали мокрые дорожки на смуглых лицах. Мужчины хмуро прятали глаза. Тело Сары было запелёнато в белую ткань, на глазах лежали монеты, которые она отдаст перевозчику в страну мёртвых. Много горьких складок пересекало лоб, подбородок, щеки. Эти линии рассказывали о пережитых страданиях, потерях, беде. Словно рисунок, нарисованный смертью. Теперь люди делали копии в своих сердцах.

Возвращались на остров вечером. Шли по красноватой тропе, тонко перемолотой копытами. Погода испортилась. Ветер разошёлся не на шутку. По небу ползли черные тучи, похожие на большую семью чудовищных бегемотов. Они раздувались то ли от злости, то ли от важности и грозились вот-вот лопнуть промозглой хлябью небесной. Кусты, пленённые корнями, отчаянно махали ветками и рвались в полёт. Туда, где высоко парили отважные птицы. Болота излучали свой собственный свет, не зависящий ни от умирающего отблеска солнца, ни от сияния луны. Где-то далеко шумело море и скорбно рыдали чайки. Ночь просыпалась, шептала, вскрикивала, кряхтела.

Утро началось с мыслей о Роне. Последние слова Сары запали в память. Идея жениться на хорошенькой пухляшке показалась здравой, тем более что в деревне не было давки от невест, а имевшиеся были одна костлявей другой.

В глубинах разума появилось новое незнакомое чувство, которое пробудилось, поздоровалось и уверенно расползлось по телу. Ощущения были приятны. Он решил, что всегда будет просыпаться именно так. И не ошибся. Впереди ждали дни, каждый лучше вчерашнего и гораздо лучше позавчерашнего.

Он заново открывал мир, используя для этого тысячи способов, которые, как полагал, сам и выдумал. Оказалось, человеческое тело жаждет нежных касаний в большей степени, чем ударов и тычков. Что за таинственная сила таится на кончиках пальцев? Почему шёпот может взрывать мозг, не меньше чем крик? Что заставляет губы обжигать друг друга, даже при ледяном ветре? Какое колдовство, сокрытое в девичьей коже, заставляет разум трепетать лютневой струной? По какой причине обычные беседы становятся наслаждением?

Если разделить между ними двумя всё, что он знал раньше, смысл событий менялся. Морское путешествие перестало быть детским приключением. Отражённое от глаз девушки, оно выглядело другим, полным загадочного смысла и мистических знаков. Рассказы о родных краях стали легендами о битвах с римскими воинами, каждый из которых был чудовищем. Он самолично расправился с десятком Голиафов и остановился лишь, когда те закончились.

Рона ахала:

— Ну ты даёшь! Храбрый, как царь Давид!

— Я не умею играть на арфе, — скромно признавался Марк.

— Всё равно. Великий воин!

— Да, — согласился мальчик. — Когда-нибудь я отомщу врагам, захватившим нашу страну.

— Ты?

— Обещаю. Не я, так мои дети или внуки.

— Обалдеть!

Сама они ничего, кроме своей деревни, не видела. Но, несмотря на это, верила, что существует иной мир, наполненный царями, мучениками, книжниками, фарисеями и даже музыкантами. Эта вера не покоилась на могучем каменном основании, как у принято у великих, но произрастала из трепетного девичьего сердца и была не слабее убеждённости ветхозаветных пророков.

Скоро они совсем затерялись в каком-то особом пространстве, полном только им понятных слов и улыбок. Вдвоём они укрывались в одиночестве в своём спящем селении на периферии цивилизации, но мечтали оказаться в самом центре огромного, неведомого блистающего мира.

Однажды сидели на краю болота и любовались видом гуся, который неторопливо выбирался на бережок. Птица остановилась и подозрительно осмотрела подростков. С перьев капала вода. В голову Марка лениво пришла мысль, которая через несколько столетий станет пословицей.

Именно в этот момент, без всякого логического перехода, он решился поведать подруге тайну:

— Я вхожу в особый отряд, посланный спасти главную реликвию Храма.

— Невероятно.

— Владею всеми видами оружия и могу голыми руками убить человека… — Марк вспомнил Наума. И понял, что говорит чистую правду.

Рона уважительно посмотрела на друга:

— А что такое «главная реликвия»?

— Тайна! Никто не знает. Но что-то очень важное.

— Может, каменные скрижали? — проявила эрудицию девочка. — Или золотые кубки?

— Капитан сказал, что эта вещь спрятана в сундуке, который стоит в вашей церкви.

Девочка заинтересовано присвистнула:

— Ничего себе! И ты молчал. Неужели не посмотрел, что внутри?

— Пытался. Но слишком хорошо спрятано. Нашёл только золу да кости.

— Значит, плохо глядел.

— Я воин, а не сыщик. Если голову кому свернуть, так с радостью. А по сундукам рыскать не горазд.

Её тёмные колдовские глаза вспыхнули.

— Сокрытое ищут не руками, а сердцем.

Девочка действительно умела искать потерянные вещи. Селяне отзывались о магических способностях Роны более приземлённо: «Задницей чует».

Марк не стал спорить:

— Хочешь, сходим вместе? Только ерунда всё это. Надёжно спрятали.

— Давай вместе проверим. А? — Прижалась, обняла.

В голове опять появились не те мысли. Он чувствовал запах её кожи. Принюхался. В глубине души завопил проснувшийся бык. Тело перестало слушаться мозга.

— Почему ты молчишь?

Он поёжился:

— Если бы не ваше женское любопытство, жили бы в раю. Ну хорошо, хорошо.

Новый поход состоялся ночью. Вновь хмурились тучи, пряча любопытные глаза звёзд. Опять встретили собаку, страдающую бессонницей. Темнота в церкви шептала: «Уходите, пока целы».

Даже отважная подруга притихла, крепко держа локоть приятеля:

— Жуть берёт.

— Точно. Святое место. — Марк привычно открыл сундук, достал мешок с костями, поднял знакомую тряпку. — Всё! Ничего нет, только зола.

Девочка решилась. Она опустила руки в серый порошок и пошарила на дне. Потом вынула покрытые пылью ладони и вдруг лизнула пальцы.

— Ты чего? — спросил Марк.

— Только зола, — повторила Рона. — Странно.

— Я же говорил! Пошли отсюда скорее.

Быстро закрыли сундук