Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси - Джефф Дайер

Кто-то похлопал его по плечу. Джефф моментально узнал новоприбывшего, да, собственно, он знал его довольно хорошо, вот только имя как нарочно вылетело сейчас из головы. Как свидетель, изучающий составленный полицией фоторобот, Джефф на автомате регистрировал детали его внешности, — широкий нос, короткие темные волосы, белую рубашку, подчеркивавшую загорелую кожу, — но почему-то они отказывались складываться в имя, равно как и в личность. Джессика и Мелани уже болтали с парнем в выцветших джинсах и голубой футболке с портретом Боба Марли. Майка и Кайзера отлив унес куда-то еще. Их маленькая группка, начавшая было наращивать свою гравитационную массу, неуклонно растворялась, опробуя себя в других формациях. Ах, то была Венеция… Типичная венецианская вечеринка, полная красивых женщин, сплошь упакованных в «Миссони» и «Прада».

— Здесь столько красивых женщин… — начал он.

Как же, черт возьми, его зовут? Прежде чем начать прочесывать свои мозги в поисках этого проклятого имени, Джефф думал эту самую мысль, но, высказанная вслух, она, даже будучи предельно точным наблюдением, приобрела довольно грубую окраску. Словно бы твоя жизнь прошла в каком-то начисто-лишенном-женщин захолустном пабе, где вечно никого нет, кроме пары завсегдатаев, отрешенно пялящихся в свои пинтовые кружки с фирменным пивом, которым только и делать, что запивать печаль-тоску. Окинув мысленным взором эту картину, Джефф сделал глоток своего сугубо женственного беллини.

— …что просто поразительно, — закончил он.

Они стояли, вооруженные беллини, озирая окрестности. Конечно, было весьма приятно тусоваться на вечеринке, полной красивых женщин, но главная прелесть ситуации — то есть вечеринки, полной красивых женщин, — заключалась в том, что в толпе непременно должна отыскаться одна, бесконечно изумительная, просто блистательная, но которую лишь один из собравшихся здесь мужчин — по идее, это должен быть он, Джефф, — сможет правильно оценить. И так оно и оказалось.

Сначала он увидел ее волосы — темные, словно тень, спадающие ниже плеч. Она стояла к нему спиной. Она была высокой. На ней было бледно-желтое платье без рукавов, оттенявшее тонкие загорелые руки. Ее собеседником был мужчина с бритой головой и в полосатой рубашке. Парень, чье имя Джефф так и не вспомнил, тем временем толковал о художнике, о котором Джефф слыхом не слыхивал и который сделал ту графику с деревьями, притом что у него на них ушла целая вечность, а выглядят они точь-в-точь как фотографии — да, в этом-то и соль, — хотя на самом деле это рисунки. Джефф вежливо кивал, но все его внимание было приковано к темноволосой женщине в желтом платье. Она все еще смотрела в другую сторону, все еще болтала с тем бритым парнем в полосатой рубашке, но каким-то образом Джефф уже знал, что, когда она обернется, она будет прекрасна. Уверенность в этом была столь могучей, что даже вытеснила нетерпение. Можно было просто стоять и ждать. Он и стоял, сжимая в пальцах ножку бокала. Бритый парень смеялся чему-то сказанному другим бритым парнем. Другая женщина подошла к ней и прикоснулась к плечу. Наконец она обернулась, узнала кого-то, улыбнулась, поцеловала в щеку. Еще не успев как следует рассмотреть ее лицо, Джефф знал, что оказался прав. Она разговаривала с вновь прибывшей, а он разглядывал ее темные глаза и резко очерченные скулы. Разделенные прямым пробором волосы были почти прямыми. Непристрастному наблюдателю ее лицо могло бы показаться слишком худым и, может, чуточку лошадиным. Так оно и было; изъян, который намертво впечатал его в воображение Джеффа и который, конечно, вовсе не был изъяном. Он больше не слушал, что ему говорили; он просто стоял, не сводя с нее глаз и хватая ртом воздух. С трудом переведя наконец взгляд на своего собеседника, Джефф обнаружил, что тот уже перестал вещать о фотографиях, которые выглядели как рисунки деревьев, или о чем он там вещал, и переключился на что-то другое. В голове у Джеффа медленно оформилась мысль о том, что, видимо, он вступил в смутную полосу жизни. Он имел весьма смутное представление о происходящем, смутно ощущая, кто он и где находится, и не менее смутно припоминая, что, кажется, и раньше с кем-то знакомился и даже встречался. Все выглядело так, словно он был все время смутно пьян. Единственное, что не вписывалось в общую смутную картину мира, была женщина в желтом платье, которая — он вновь устремил на нее смутный взор — все так же болтала с друзьями. Парень с дьявольски смутным именем продолжал вещать. Джефф слушал его, вернее пытался слушать, параллельно прикидывая, как бы ему представиться женщине в желтом платье, которой, когда он обернулся, на месте не оказалось. Причина этой беды, которая, впрочем, таковой не была, состояла в том, что она со своей подругой подошла совсем близко и здоровалась с Фрэнком. С Фрэнком! Точно, так его и звали, Фрэнк Делэйни. О боги! Женщина, с которой он хотел познакомиться, явилась и открыла ему тайну имени человека, которого он хотел вспомнить. Да что здесь происходит? Неужели это один из тех дней, когда, что ни сделай, все в точку. Когда достаточно просто подумать, чтобы так оно и случилось? Это было то самое везение, от которого люди сходят с ума, решив, что с ними говорит Всевышний, веля им убивать президентов и знаменитостей.

Теперь можно было положиться на время. Джефф стоял и улыбался, держа в руках пустой бокал из-под коктейля; если Фрэнк удосужится вспомнить его имя, через пару мгновений он будет представлен той, с кем хотел познакомиться здесь больше всех. Сейчас, вблизи, стало видно, что на желтом платье есть бледный рисунок. На лице ее не было краски, а если и была, то наложенная столь умело, что оставалась невидимой; шею обвивало серебряное ожерелье. Джефф решил, что ей должно быть чуть за тридцать. Глаза, смеявшиеся чему-то, что говорил Фрэнк, были темны. Фрэнк наконец представил их. Ее звали Лора, Лора Фримен. Джефф пожал ее руку, ее тонкую руку. На среднем пальце обнаружилось большое желтое кольцо из оргстекла. Ее подругу звали… как именно, переволновавшийся Джефф забыл в то же мгновение, как услышал ее имя. Озабоченный тем, чтобы произвести хорошее впечатление, он сосредоточился на своей безымянной собеседнице, пока Лора беседовала с Фрэнком. Откуда она? Нравится ли ей в Венеции? Он задавал какие-то вопросы, но не слушал ответов, а взгляд его все уплывал и уплывал к Лоре, которая всего раз посмотрела в его сторону, встретившись с ним глазами. Фрэнк что-то сказал ее подруге, и Джефф воспользовался этим, чтобы в первый раз обратиться к Лоре. С чем — не имело никакого значения. Это могла быть любая чушь. Нужно было просто что-то сказать, что угодно, бросить пробный шар. Он смотрел на нее и понимал, что может сказать лишь одну вещь. Если он скажет что-то еще, это будет ложь, но, поскольку сказать то, что ему хотелось, не представлялось возможным — ты прекрасна, и если только голос у тебя не как у Дэвида Бекхэма, через минуту я буду по уши влюблен, — он промолчал. Она ждала его слов, а он просто стоял и молча смотрел на нее. Она была высокой, пять футов десять дюймов[36], вероятно лишь на пару дюймов ниже Джеффа. Под тонкой бретелью желтого платья виднелась белая — от бюстгальтера. Грудь у нее была небольшая. Тем временем в голове у Джеффа жужжало: «Веди себя обычно, веди себя обычно, скажи уже что-нибудь обычное. Не строй из себя идиота». Тут она сама пришла к нему на помощь.