Облако Желаний - Фиона Вуд

Она не верила ни в фей, ни в зомби, ни в вампиров, ни в Санта-Клауса – как и в волшебные желания. Вся эта ерунда годилась для детей. Ван Ыок выпила еще немного «Майло», собрав ложкой холодные хрустящие кусочки льда с поверхности. А потом уже в сотый раз заглянула в свой пенал. Маленькая стеклянная колбочка ну точно не могла вот так взять и исчезнуть. Она провела пальцем по внутреннему шву, под молнией, а затем высыпала все содержимое на стол. Нет, ее по-прежнему нигде не было.

Желания – они ненастоящие.

Ненастоящие и все.

Поправка.

Желания были настоящими.

И иногда желания исполнялись.

Желания исполнялись, потому что волшебство существует.

* * *

Чтобы вернуть себе связность рассуждений, Ван Ыок решила попробовать что-нибудь написать; особенно после сегодняшнего разговора про эмигрантов и маленького разочарования, когда она так и не смогла ничего сказать тем азиатским подросткам… ей так хотелось при случае находить остроумные ответы и произносить их вслух, а не просто подумать про себя.

Откуда ты?

Из Австралии, как и ты, тупица.

Нет, откуда ты на самом деле?

Ты вообще слушаешь? Мои родители родились во Вьетнаме, но они тоже граждане Австралии.

Вау, эта еда выглядит так интересно и необычно, тебе повезло!

Так мы едим дома. Попробуй отступить от этого повсеместного западного взгляда на жизнь. Не во всем мире стандартным ланчем будет сэндвич.

Ты горячая азиаточка. Ты такая умная, как все азиаты.

А ты знаешь, что это унижающие человеческое достоинство расистские стереотипы, а не комплименты? Нет? Что ж, теперь знаешь.

У тебя строгая мать?

Иногда мама строгая, а иногда она хрупкая и ранимая, как мотылек.

А у тебя появятся проблемы, если ты не будешь учиться на одни «пятерки»?

Такого никогда не случалось, но если я буду получать плохие оценки, то могу попрощаться со своей стипендией. У меня в отличие от тебя нет подстраховки.

А ты обгораешь на солнце?

Да, и внутри меня течет кровь. И я даже хожу в туалет. Как любой нормальный человек. Кто бы мог подумать?

Сколько стоит шоу двух азиаток-школьниц?

Вообще-то мы настоящие школьницы, эй вы, старые лузеры, которые кричат из машин! И наверное, даже одного возраста с вашими собственными дочерями. Мы не на экскурсии из борделя.

Чем ты собираешься заниматься – юриспруденцией или медициной?

Ни тем ни другим. (Но не говорите моим родителям.)

У твоих родителей ресторан?

Моя мама шьет одежду дома, а папа работает на пищевой фабрике, где нарезает курицу на порционные куски.

Ты похожа на Люси Льу.

Актрису, которая годится мне в матери? Потому что у нас обеих длинные черные волосы? Или потому что все азиаты на одно лицо? (У меня не длинные волосы. И мы не похожи.)

Выбрать все. Удалить.

Давясь от смеха, Ван Ыок представила, как распечатывает этот текст и раздает каждому встречному.

Было гениальным вот так разделить все на черное и белое.

Спасибо вам, мисс Бартлок.

Шагая в школу ранним пятничным утром, Ван Ыок решила, что она, как и Джесс, была в ожидании. Ее никогда не интересовали мальчишки, которых она знала с начальной школы. А Билли Гардинера никогда не заинтересует она, несмотря на его недавнее аномальное поведение.

Если уж ей и суждено полюбить безответно, каким бы досадным не было это чувство, то одна логика должна была подтолкнуть ее к Майклу. Доброму, умному, красивому и очень странному, что делало его еще более очаровательным. Потому как он сам был безответно влюблен в Сибиллу Куинн, Майкл становился идеальным недоступным героем.

То, что ее влекло к Билли, ставило Ван Ыок в тупик и раздражало.

Вот только вчера он окрестил их совершенно чудесного учителя по физике, мистера Ходжа, «хрюшкой». Хрюшкой-чушкой. Если честно, его нос и правда напоминал свиной пятачок, а на жилете остались пятна от еды, но право…

А однажды Билли сказал невероятное – что воздушная и грациозная Сибилла Куинн танцует, как «больной параличом тарантул». Не было никаких сомнений в том, что ему нравилось говорить про всех гадости. Но многое сходило ему с рук, потому что он заставлял людей смеяться. Но у него были свои враги. И он мог быть настоящим тираном. Казалось, он презирал слабых. А это означало, что Билли попросту боялся собственных хорошо скрываемых слабостей. Лучшим другом Билли был Бен Капальди, у которого имелась собственная стратегия – оставаться в хороших отношениях со всеми, – но он скрывал ее так хорошо, что никто этого и не замечал.

Но природа явно была не в ладах с логикой. Когда Ван Ыок думала о Билли, то была избирательной. Она отбрасывала воспоминания о его грубости и вспоминала только хорошее. Думала о балансе, симметрии и физической легкости, которые он воплощал, о мощной волне желания, накрывавшей ее всякий раз, когда они вдруг оказывались рядом, о жесткой красоте его лица, при виде которого ей на ум приходили слова «падший ангел».

И каким бы непреодолимым ни было влечение к нему, ничто в нем не интриговало так, как то, что он скрывал. Наверное, Ван Ыок была единственной, кто это замечал. Вокруг него едва заметно мерцали беспокойство и неудовлетворение. Лично ей это напоминало тот момент, когда Невероятный Халк начинал свое превращение.

* * *

Ван Ыок вошла на территорию школы через боковые ворота и, проходя мимо здания спортзала, шарахнулась в сторону, когда огромный, покрытый по́том парень выбежал из дверей, наклонился, и его стошнило. Это был Билли Гардинер, одетый лишь в велосипедные шорты. Он выпрямился, тяжело дыша, сплюнул и застонал.

Она отвела глаза и, не вынимая из ушей наушника, пошла дальше.

Билли окликнул ее по имени; она притворилась, что не слышит.

Наверное, он выполнял упражнения на тренажере. Те, кто входил в первую восьмерку спортсменов, постоянно оценивались. Гребцы должны были регулярно и до полного изнеможения заниматься на эргометрах – стационарных гребных тренажерах. Только самые достойные, с определенным телосложением – высокие, сильные, сухопарые – могли мечтать подписаться под всеми этими «привилегиями» – постоянным дискомфортом и болью. А потом им приходилось снова и снова доказывать свою приверженность этому виду спорта и физическую готовность. Почти весь год подряд, на реке, в несусветную рань. Постоянные соревнования с другими частными школами вдруг стали дико ожесточенными, тренировочный сезон увеличился, и все гребцы рисковали своим здоровьем, безжалостно повторяя упражнения, как сейчас стало необходимо в спорте.