Первая любовь - Мария Зайцева

на удивление мало народу, только в отдалении на льду чернели точки любителей подледного лова.

Митяй, как всегда, с удовольствием вдохнул свежий воздух с реки, помог выйти девочке.

Они подошли к самому краю набережной, туда, где в сезон швартовались небольшие пароходики, катающие горожан до другого берега.

Полюбовались на Жигули, невероятно яркие под мартовским солнцем.

– Нравится здесь?

Кристина помолчала, словно обдумывая ответ:

– Не знаю. Здесь очень неуютно в это время года. Летом, наверно, лучше?

– Да, летом здесь круто, – согласился Митяй.

Кристина посмотрела на него, очень серьезно, задумчиво.

Митяй опять окунулся в темные, совершенно не посветлевшие на улице под мартовским солнцем, глаза, замер, в глубине души охереневая от своей реакции на нее.

– Митя, ты зачем приехал? – тихо спросила Кристина, – зачем вообще это… Все?

Митяй спешно собирался с мыслями. Вот чего сказать?

Ты мне нравишься?

Как-то глупо, по-детски.

Я тебя хочу?

Это уже грубо, напугается еще… Тем более, что всей правды не отражает.

Пошутить?

Вообще отстой. Не поймет, да и не лезет в голову ничего нормального.

Блядь, совершенно ведь думать не получается, пока она так смотрит! Ну точно, ведьма!

– Я… Захотел тебя увидеть, – наконец совершенно честно признался он.

– Митя, но зачем? Я же тебе не нравлюсь?

Чего????

– Чего???? – вот этого Митяй не ожидал совершенно.

То есть он к ней ездит, он ее целует, он ее трахает практически, но она думает, что она ему не нравится???? Вот, блядь, как этих баб понимать????

Тут Кристина наконец-то отвела глаза, и дышать сразу стало легче.

– Ну ты… – сбивчиво забормотала она, теребя махровый от старости рукав куртки, – ты тогда в общаге… Целовал, а потом сбежал… И потом … В машине… И Катька сказала… И я подумала, что тебе не понравилось… Что я не умею…

Митяй дальше уже не мог этот бред слушать, заржал громко, вспугивая летающих над ними чаек.

Дура, вот дура-то! Ну надо же! Он тут, понимаешь ли, о ней думает, о ней беспокоится, что пугает, что лезет чересчур активно, что она девочка-целочка, и с ней надо нежно, а она, оказывается все это время… Дура, блядь!

А он-то какой дурак!

Не, не дурак, мудак, вот!

Ведь видел же, что девочка нихрена не опытная, что с парнями раньше разговаривала только на пионерском расстоянии, что вся книжная, филолог же, блядь!

И не понял, что ей объяснять надо все, что говорить с ней надо!

Ну не привык он с бабами разговаривать, не было у него повода учиться.

Все его бабы понимали его без слов, а если не понимали, то просто шли нахрен.

Вот и привык. А тут такая засада!

Веселясь, он не сразу заметил, что мышка плачет.

Смотрит на него и плачет. Молча, горько очень, обиженно.

Не, у него официально звание мудака года, блядь!

– Эй, ты чего? – он прижал свои теплые ладони к ее мокрым щекам, стирая слезы, целуя, обнимая всхипывающее икающее создание, дурея от нежности, никогда ранее не испытываемой им. В жизни не испытываемой.

Она отворачивалась, икая, обиженно поджимая губки. И дрожала.

Блядь, она же от холода дрожит, она же замерзла в этой своей рухляди!

Митяй подхватил девчонку на руки, что-то успокаивающе бубня на ушко, унес к машине, усадил, врубил печку на полную.

Достал из бардачка фляжку с коньяком, заставил хлебнуть.

Девочка отпила, закашлялась так, что коньяк носом пошел, пришлось искать салфетки, вытирать.

Наконец, она немного успокоилась, подняла на него свои огромные доверчивые глаза. Молча.

Он посмотрел на нее, вынул у нее из рук салфетку, другой рукой притянул к себе и сделал то, что так хотел с того самого момента, как увидел ее сегодня.

Разворошил опять ее аккуратную прическу, ухватил за толстую, размотавшуюся из шишки косу так, чтоб получить доступ к нежной тонкой шейке, наклонился, вдохнул одуряющий аромат кожи, посмотрел в округлившиеся в изумлении и уже слегка поплывшие от нахлынувшего томления глаза.

Горячая девочка, пиздец, какая горячая.

Отзывчивая.

Все, блядь, хватит танцев.

Она хочет знать, как он к ней относится?

Он покажет.

Митяй отпустил девушку, выдохнул, завел мотор.

– Мы куда едем? – Кристина неуверенно провела рукой по перекинутой на грудь косе, поглаживая ее неосознанным мягким движением.

– Ко мне.

Рука на косе испуганно замерла.

6

Всю дорогу до дома Митяя Кристина просидела, как на иголках.

Он везет ее к себе.

Не спросил, хочет ли она, просто перед фактом поставил.

А она хочет? Ведь не дура все-таки, знает, зачем везет. Что там будет.

Хочет она этого?

До этого, все те два раза, когда у них дело чуть не дошло до секса, у Кристины не было совершенно времени обдумать ситуацию, решить для себя все окончательно.

Митяй был как ураган, абсолютно все на своем пути сносил.

Когда он касался ее, когда обнимал, да Господи Боже мой! Даже когда просто смотрел своими невозможными синими глазами, она теряла всякую способность к соображению. Ничего не понимала, ни о чем не думала, просто отдавалась на волю эмоций, на волю его рук.

И, будь он хоть чуть-чуть понастойчивее, давно бы уже довел дело до конца.

Что было бы дальше, Кристина не загадывала.

Может быть, разочаровался бы в ней, все-таки опыта совершенно никакого у нее не было. Даже смешно, в конце двадцатого века, в восемнадцать лет быть девственницей!

Скорее всего, разочаровался бы!

Девчонки в общаге рассказывали, что парни любят опытных. Чтобы умели там всякое…

Кристина обычно даже не вслушивалась, даже не пыталась представлять, как это, краснея от стыдных откровений до кончиков ушей и поспешно уходя.

Фильмов, где хотя бы в каких-то подробностях описывалась именно плотская любовь, она не видела.

Денег на видеосалоны, где это крутили, у нее никогда не было, дома видеомагнитофона тоже не водилось.

Один телевизор, купленный на премию отчима, был полностью им оккупирован и посмотреть что-то, кроме новостей, детективов и “Поля Чудес” было совершенно нереально.

Любовные романы в мягких обложках, что так любила мама и зачитывали до дыр одноклассницы, тоже как-то ее обошли.

А классическая литература разговаривала о подобном только намеками.

Понятно, о чем пишут, но вот инструкции, что делать с мужчиной наедине, желательно, пошаговой, нигде не было.

Поэтому Кристина, нервно теребя распушившуюся косу пальцами, безумно переживала.

Она, конечно же, хочет.

Очень хочет.

Она ведь совершенно теряет голову, даже когда он прикасается к ней, просто прикасается.

И сходит с ума, когда целует.

И сложно представить даже, что может быть еще лучше, еще слаще,