Вечный поход - Сергей Вольнов

Но не радовалась, не вздыхала, лишь равнодушно безмолвствовала многочисленная рать, воинам которой не суждено уже откликнуться на призывный зов боевых труб.

Они лежали, скаля зубы, обозначив свою вырвавшуюся на волю, освобождённую смертью звериную сущность. Они рвали рты в застывшем беззвучном вопле. Они обнимали полученные смертельные раны, скрючившись и прижав их, как последнюю ценность, как щедрую плату за свои жизни. Они остались за чертой, которую смерть жирно прочертила своею остро заточенной косой. И живые уже не слышали их беззвучные голоса…

Среди тел, что усеивали недавнее поле сражения, неспешно бродили специальные отряды. Нукеры были заняты грязной, но, увы, необходимой работой — они добивали раненых врагов, обрывая их мучения. И вряд ли сами победители понимали, чего было больше в их действиях, ещё не угасшей после битвы злобы к неприятелю или же неосознанного милосердия к таким же, как они сами, воинам. Бывшим такими же при жизни, но вот, чем-то прогневившим демонов войны… Бурые от крови клинки мечей время от времени вонзались в шевелящиеся, стонущие тела, за один предсмертный хрип и подобие боли даруя блаженство вечного беспамятства.

Клинки не рассуждают. Им — лишь бы жертва…

Велики были потери среди тангутов. И не только монгольское оружие послужило тому виной. Казалось, само Вечное Небо поддержало смертоносный гнев Великого Хана и обрушило летом того года на царство Си Ся страшнейшую, небывалую засуху. Степи повсеместно высыхали.

Измождённые люди, что до поры скрывались на их просторах от монгольского нашествия, были вынуждены, позабыв страх, дабы выжить, подаваться к живительной влаге изрядно обмелевших рек.

Где их уже поджидали монгольские разъезды, курсировавшие по берегам.

Выжженная солнцем земля вымирала.

Людей уничтожали люди…

В отгремевшей сегодня битве была уничтожена добрая треть войска тангутов, объединённого с отрядами союзных им племён. Около двадцати тысяч воинов устлали своими телами степь, онемевшую от перенесённого потрясения. Мёртвые образовали кровавое покрывало, по которому уже завтра утром проследует орда, копытами коней вбивая павших в пересохшую землю.

Ворота в царство Си Ся были распахнуты, ковры постелены.

…Хасанбек стоял на холме в окружении шести тысячников своего непобедимого тумена чёрных гвардейцев и смотрел на ближайший похоронный отряд, нукеры которого неспешно и нестройно брели по полю, прямиком по трупам.

Невесть как узнав о щедро накрытом смертью праздничном столе, со всех сторон слетались, сбегались, сползались на пиршество крылатые, клыкастые, мохнатые пожиратели мертвечины. Они пока что не решались трапезничать; таились в травах, пробирались по лощинам, парили в восходящих потоках. Они выжидали, опасаясь живых, которые поблёскивали время от времени мечами, словно продолжая сражаться — на этот раз с полумёртвыми.

И бывшие раненые — с каждым взблеском меча уходили в иной мир. Там пытались догнать своих боевых товарищей, от которых отстали на целых полдня пути.

Там их приветливо, распростёрши костлявые руки, встречала наконец-то хозяйка — Смерть и гостеприимно забирала в свои владения, повинившись, что не сумела это сделать с первой попытки.

И павшие на поле боя входили в чертоги Вечности, как желанные гости…

Темник посмотрел влево и нахмурился, наткнувшись взглядом на повозку, запряжённую двумя тягловыми лошадьми. В той стороне располагалось место, которое облюбовали для будущего погребального кургана. Солнце ещё стояло над головами, когда туда начали стаскивать погибших монголов, выискивая их среди остывающих тел, сцепившихся в последнем порыве.

Теперь там образовалось отдельное поле из павших ордынцев. Тела врагов на этот раз не трогали. Их — по приказу Великого Хана — не предавали земле. И хотя ужасна была подобная участь, и никто из победителей не пожелал бы такого ужаса себе и своим сотоварищам, но — приказы не обсуждаются. Тем паче, повеления Великого! Уж лучше самому себя закопать живьём или попросить об этом побратима, чем испытать на себе ханский гнев… А его гнев на весь чужеземный народ сегодня приняли на себя мёртвые тангуты. Обречённые на бесславие.

…Повозка приближалась, управляемая спешенным нукером в чёрных доспехах. За нею, чуть сзади, шли двое воинов. Их собственные шлемы были приторочены к поясам; в руках же они несли ещё по несколько штук чужих. Хасанбек скрипнул зубами, разглядев содержимое повозки, наваленное кучей. Это не были мёртвые тела — трупы не вызвали бы у темника такого отклика. Всё во власти Великого Синего Неба — придёт час, и каждого воина понесут в последний путь боевые побратимы. На то и воины, чтобы глядеть смерти в глаза, не отводя взора. И хотя смерть нечасто выбирает тех, кто не склонял шлем даже пред нею, но всё же…

Хасанбек почти не обращал внимания на чужую смерть. Однако на этой повозке лежало нечто иное.

Доспехи!

Целая куча пустых доспехов, испещрённая отметинами от ударов вражеских мечей и копий.

Это было непреложным правилом, за нарушение которого наиболее лёгким наказанием было умерщвление. Монголы не бросают своего оружия и доспехов на поле боя. Без этого не может быть непобедимой армии. Ибо без этого не снискать благосклонности Мэнкэ-Тенгри.

Без этого нет железной лавины, которой обрушиваются на врага войска Великого Хана, постепенно подминая под себя всё больше и больше земель мира.

Не зря нахмурился Хасанбек, любимец Великого Хана. Ох, не зря!

Доспехи эти были чёрного, вернее, иссиня-вороного цвета. И было их достаточно много… доспехов ЕГО тумена. Ни один воин в Орде не имел права даже примерить, не то чтобы носить, подобные! Только гвардейцы… Это был отборный ЦВЕТ ханского войска, его слава и доблесть, надежда на победоносный исход боя с любым противником. Это были ОТБОРНЫЕ. Его непобедимые десять тысяч нукеров, закованные в воронёное железо…

Сегодня многие из чёрных доспехов опустели. И были собраны в эту повозку, напоминая теперь груду заживо содранных кож.

Темник отрывисто и громко подал команду предводителям тех трех тысяч, которые участвовали в битве. Остальные семь тысяч прикрывали ставку хана, и — хвала небесам! — им не довелось обнажить мечи для кровавой жатвы. А вот первые три тысячи, поставленные на правый фланг, отличились в битве. Отчаянным, бешеным прорывом железного клина взломали ряды противника, раскололи неприятельскую оборону и породили панику.

Вот они-то и недосчитались нынче многих лучших и просто хороших воинов.

Это их опустевшие доспехи громыхали на повозке.

И вряд ли одной этой повозкой дело закончится. Вряд ли не будет следующей, уж больно жестока была сеча, и длилась долго, пока враг не уразумел, что Небо на стороне монголов.

Болезненный скрип!

Перекошенная втулка колеса повозки тёрлась об ось, и скрипучий звук долетал до холма. А ещё о какое-то из колес, должно быть, тёрлись сползающие с кучи доспехи. Скрип не просто долетал — Хасанбек физически его чувствовал. Вот болезненный звук вползает под шлем и шершаво скребёт кожу на виске… Вот он извивается невидимой змеёй в животе, сводя в спазме внутренности… Вот он уже царапает прямо по сердцу, понемногу съедает возбуждение и радость, вызванные победой.