"Белые пятна" Русско-японской войны - Илья Деревянко

Таким образом, мы видим, что российское общество в подавляющей массе сразу противопоставило себя войне[6], а к неудачам на Дальнем Востоке относилось если и не со злорадством, то по крайней мере с глубочайшим безразличием. Как простолюдины, так и «высший свет».

Но этого ни в коем случае нельзя сказать о главе государства, последнем русском императоре Николае II! Он принимал события на Дальнем Востоке близко к сердцу, искренне переживал, узнавая о гибели людей и кораблей. Вот всего лишь две краткие выдержки из личного дневника государя: «31 января (1904 г.), суббота. Вечером получил скверное известие крейсер «Боярин» наткнулся на нашу подводную мину и затонул. Все спаслись, исключая 9 кочегаров. Больно и тяжело! 1 февраля, в воскресенье Первую половину дня все еще находился под грустным впечатлением вчерашнего. Досадно и больно за флот и за то мнение, которое может о нем составиться в России!.. 25 февраля (1905 г.), пятница. Опять скверные известия с Дальнего Востока. Куропаткин дал себя обойти и уже под напором противника с трех сторон принужден отступить к Телину. Господи, что за неудачи!.. Вечером упаковывал подарки офицерам и солдатам санитарного поезда Алике на Пасху». Как мы видим из вышеприведенных отрывков, император Николай II не только болел душой за каждого русского солдата, но и не гнушался собственноручно упаковывать им подарки! Но, как известно, «короля играет свита». А вот «свита» последнего русского самодержца оказалась, мягко говоря, не на высоте. Так, С.Ю. Витте в начале июля 1904 года упорно твердил, что России Маньчжурия не нужна и он не желает победы России. А в беседе с германским канцлером Бюловом Витте прямо заявил: «Я боюсь быстрых и блестящих русских успехов». Подобным образом вели себя и многие другие высшие сановники, зараженные масонским духом. Уже тогда активно произрастали «измена, трусость и обман», которые расцвели махровым цветом в начале 1917 года и заставили государя отречься от престола

Однако вернемся непосредственно к теме нашего исследования.

Войны XX века по своему масштабу и характеру сильно отличались от войн предшествующих эпох. Они, как правило, имели тотальный характер и требовали напряжения всех сил государства, полной мобилизации экономики и постановки ее на военные рельсы. Крупный специалист в области военной экономики Е. Святловский писал по этому поводу: «В то время как прежде войско, даже отброшенное на значительное расстояние от своего отечества, сохраняло боеспособность, современные технические и хозяйственные потребности военных масс приводят их к тесной зависимости от собственной страны Война влечет за собой необходимость мобилизации народного хозяйства (в частности, мобилизации населения, промышленности, сельского хозяйства, путей сообщения и финансов), для того чтобы взять от народного хозяйства максимум усилий, которых требует война Под мобилизацией экономической силы разумеется приведение ее в состояние готовности служить военным целям и подчиняться военным задачам, а также рациональное использование экономических ресурсов в целях войны во все последующие ее периоды».

Однако в период Русско-японской войны ни о какой мобилизации экономики даже речи не шло!!!

Война была сама по себе, а страна — сама по себе. Контакты Военного министерства с другими министерствами были весьма ограниченны, о чем мы еще поговорим в дальнейшем. Фактически получается, что на суше войну вело только военно-сухопутное ведомство, а на море — только военно-морское, причем свои действия они друг с другом не согласовывали и между собой почти не общались, если не считать того, что Военное министерство возместило морскому стоимость 50 фугасных снарядов, переданных с кораблей береговой артиллерии Порт-Артура. Вдобавок ко всему Россия оказалась абсолютно не готова к войне. О причинах и последствиях этого мы подробно расскажем во 2-й и 3-й главах.

Но наш главный вопрос — аппарат военно-сухопутного ведомства в экстремальной ситуации. Прежде чем говорить о работе Военного министерства в условиях войны, рассмотрим в общих чертах его организационное устройство и систему управления (см. Приложение 4).

Административное руководство армией распределялось в России между управлениями трех категорий: главными, военно-окружными и строевыми. Главные управления составляли аппарат Военного министерства, а военно-окружные представляли собой высшую местную инстанцию, являясь связующим звеном между Военным министерством и строевыми управлениями в армии. Во главе министерства стоял военный министр, назначаемый и увольняемый лично императором, который считался Верховным главнокомандующим военно-сухопутными силами. Основными задачами министра были направление и координация работы всей военной машины государства. С 1881 по 1905 год пост военного министра занимали последовательно П.С. Ванновский (1881–1898), А.Н. Куропаткин (1898–1904) и В.В. Сахаров (1904–1905), замененный в самом конце войны А.Ф. Редигером. Наметившийся в это время серьезный внутреннеполитический кризис породил неурядицы в военном управлении, отразившиеся и на положении военного министра. Дело в том, что военно-окружные управления подчинялись не только Военному министерству, но и командующим военными округами, а те, в свою очередь, — непосредственно императору и лишь формально военному министру. Фактически в полном распоряжении министра оставался только центральный аппарат министерства и сопутствующие учреждения. Отсутствие четкой определенности во взаимоотношениях центральных и местных органов военного управления вело к децентрализации и способствовало образованию сепаратистских настроений в некоторых округах. В этих условиях большую роль при решении вопросов управления военным ведомством играли личное влияние главных действующих лиц и та степень расположения, которую уделял им император. Так, например, П.С. Ванновский, пользовавшийся симпатией и полным доверием Александра III, доминировал над большинством военных округов, однако в тех округах, которые возглавляли лица, имеющие большее влияние, его власть оспаривалась и даже сводилась на нет. Так было в возглавляемом великим князем Владимиром Александровичем Петербургском военном округе, а также в Варшавском. Командующий последним генерал-фельдмаршал И.В. Гурко однажды даже не допустил в свой округ генерала, посланного министром для ревизии управлений уездных воинских начальников.

Влияние, которое имел при дворе А.Н. Куропаткин, было меньше, чем у Ванновского, и при нем обособились Московский и Киевский военные округа, возглавляемые великим князем Сергеем Александровичем и генералом от инфантерии М.И. Драгомировым.

Апатичный, ленивый В.В. Сахаров и не пытался что-либо сделать, дабы предотвратить развал армии. При нем прибавился еще один «автономный» округ — Кавказский.

Командующие вышеуказанными военными округами чувствовали себя в положении удельных князей и не только относились критически к указаниям военного министра, но даже иногда отменяли на своей территории высочайше утвержденные уставы. Так, М.И. Драгомиров в своем округе запрещал пехотным цепям ложиться при наступлении, невзирая на имеющиеся в уставе указания.