Реквием в Вене - Тони Поллард

Он продолжал идти за Жюстиной Малер, когда она повернула налево. Вертен проследовал мимо открытой двери справа и бросил взгляд внутрь. Помещение оказалось парадной столовой с элегантной мебелью — очень современный стол со стульями геометрических форм. Несомненно, они были созданы в «Веркштетте»,[25]объединении прикладных искусств художников, исповедующих стиль модерн и принадлежащих к авангардистскому течению «Сецессион», группировавшемуся вокруг Климта. Из больших окон, выходивших на улицу, в комнату потоком лился свет.

Женщина открыла двойные двери в следующее помещение, и они вошли в просторную гостиную; на паркете в середине красовался великолепный рояль фирмы «Безендорфер»[26]со сверкающей свеженавощенной полировкой. В дальнем углу адвокат увидел, как ему показалось, груду одеял на кушетке; при ближайшем рассмотрении оказалось, что под эту гору стеганых пуховиков забился сам Малер с белой повязкой вокруг горла и термометром во рту. Вертен был вынужден подавить невольное желание рассмеяться; все это смахивало на карикатуру из «Блохи» или какого-нибудь другого юмористического еженедельного издания.

Рядом с кушеткой разместился небольшой полированный столик, на котором стояла картонная коробка с рахат-лукумом, или «турецким наслаждением», как именовали эту сладость англичане, к которой, если верить прессе, Малер имел чрезвычайную слабость. Вертен прочитал в какой-то журнальной статье, что композитору регулярно поставляла сладость напрямую из Стамбула компания «Али Мухиддин Хачи Бекир»; это невинное человеческое предпочтение представило Малера Вертену в более гуманном свете. Небольшие желейные кубики конфет были обильно обсыпаны сахарной пудрой и испускали сильный запах корицы и мяты.

Жюстина Малер резко остановилась перед кушеткой, наклонилась и извлекла термометр изо рта Малера, прищурившись, уставилась на него, издала хмыкающий звук по поводу результата, затем засунула стеклянную трубочку в карман блузки.

— Прошу вас не утомлять его. Ему еще предстоит подготовить последний оперный спектакль в этом сезоне.

И она оставила их одних. Вертен почувствовал то облегчение, которое ощущает человек, когда ветер уносит грозовые облака. Адвокат подал ему одну из своих новых визитных карточек. Малер взял ее и заодно прихватил кусочек рахат-лукума, воспользовавшись отсутствием сестры.

— Садитесь, садитесь, — проговорил он, бросая конфету в рот и даже не подумав угостить Вертена.

Голос Малера, невзирая на больное горло, был властным и намного ниже, чем можно было ожидать ввиду его небольшого роста. Он протянул руку за пенсне, приладил его на своем остром носике и окинул оценивающим взглядом Вертена, а затем его карточку. Перед тем как что-то сказать, он тщательно прожевал конфету.

— Три специалиста, — проговорил Малер, постукивая пальцем по карточке. — Который из них наносит мне визит сегодня?

— Расследования, — туманно ответил Вертен.

— Итак, какая же жизненно важная информация имеется у вас для меня? — спросил Малер, пока адвокат пододвигал к кушетке довольно неудобное кресло. «Веркштетте» производили прекрасные вещи, но на них лучше было смотреть, нежели сидеть.

Темные глаза музыканта блеснули. На тонких губах заиграла легкая улыбка. Клочья разлохмаченных волос на макушке его головы не казались столь неуместными здесь, в постели больного, какими они выглядели при прогулке Малера по Кертнерштрассе,[27]когда его характерная неровная походка вызывала злые насмешки у детей. Даже теперь, будучи погребенным под пуховым одеялом, Малер был не в состоянии укротить свою нервную энергию, отбивая по нему такт пальцами своей левой руки.

Вертен прочистил горло и приступил к делу.

— Насколько я понимаю, в Придворной опере произошло несколько несчастных случаев. Они завершились смертью фройляйн Каспар.

Малер промолчал, не спуская с Вертена своего пристального взгляда.

— Был также случай с упавшей декорацией, с отравляющим веществом в вашей чашке.

— Бог ты мой, господин… — он справился по карточке, — господин Вертен! Если бы вы предупредили меня, что явитесь с новым мелодраматическим либретто, то я бы по такому случаю соответствующим образом оделся.

Вертен покраснел, потом решил отмести в сторону всякую вежливость.

— Мне поручили расследовать попытки покушения на вашу жизнь.

При этом заявлении высокомерная улыбка на губах Малера увяла.

— И кто же поручил вам это?

— Я не вправе разглашать это.

— Да, конечно же. Это наверняка князь Монтенуово. Защищает вложенные средства.

Малер имел в виду внушающего всеобщий страх гофмейстера и главного управляющего Придворной оперой, подотчетного только императору Францу-Иосифу.

— Как я уже упомянул, я не вправе разглашать имя этого лица. Я явился, чтобы удостовериться в том, что вы согласны с таким предположением.

— Что? Что кто-то намерен убить меня? Нелепо. Грету, возможно. Фройляйн Каспар то есть. Вы можете сказать вашему безымянному клиенту, чтобы он лучше бы сам расследовал это дело вместо того, чтобы поручить его вам. Пусть поищут оперных кошек, которые могли выпустить свои когти против молодой певицы. Все знают, что она была моей любовницей. Это был секрет всеобщего достояния. Я уверен, многие из этих кошек не могли простить ей этого.

— Насколько я понимаю, под кошками вы имели в виду прочих певиц женского пола.

— Вы слишком добры; многие из них называют себя певицами. Вскоре я очищу эти авгиевы конюшни от бездарных старых дев, доживающих свой век в ожидании пенсии. До сих пор я мирился с ними.

— Итак, вы не видите никакой угрозы для себя?

— Только для моих ушей, когда я вынужден слушать некоторых из них.

Если кто-то действительно замыслил убить Малера, Вертену показалось, что он вполне может понять его мотив.

— Если говорить серьезно, то, возможно, я и вызвал чье-то недовольство, но у меня нет ни времени, ни терпения гнаться за всеобщей любовью. Главное — музыка. Все заключается в музыке. Те, кто не понимает этого, могут убираться на все четыре стороны. Но чтобы дело доходило до убийства? Я так не думаю.

— А упавшая декорация? Краска в чашке?

— Случайности. По обе стороны авансцены работают более ста человек. Подобных вещей следует ожидать.

— Естественно. — Вертен изобразил на лице непроницаемую маску адвоката, не выдающую никаких чувств. Внезапно он ощутил себя круглым дураком. Малер определенно был прав. Несчастный случай. Совпадение. Возможно, за смертью этой женщины, Каспар, что-то крылось. Но даже если и так, то это было делом полиции. Барышня Шиндлер явно позволила своему живому воображению зайти слишком далеко.