Южная Африка. Прогулки на краю света - Генри Воллам Мортон

На каждом шагу мне встречались чернокожие, катившие тележки или переносившие поклажу. Они распахивали передо мной двери гостиницы и обслуживали лифт, на котором я поднимался; они мыли лестницы, застилали постель в моем номере и выполняли прочую неблагодарную работу. Их было так много, что казалось: только черные и трудятся в этом городе. Поэтому я нисколько не удивился, узнав, что цветное население Кейптауна составляет двести тысяч человек. Сей факт — сам по себе примечательный — несет различную смысловую нагрузку для разных людей. Антрополог углядел бы здесь обширное поле для научных изысканий, а социальный реформатор — для применения своих теорий. Сентиментальный человек наверняка нашел бы повод прослезиться, а пропагандист воодушевился бы при виде такой благодарной аудитории. Я же как обычный человек, да к тому же иностранец, увидел лишь печальное и пугающее последствие многовекового смешения кровей, характерного для приморского города.

Что касается белых жителей Кейптауна, они, на мой взгляд, ничем не отличались от европейцев — таких, какими те были накануне последней войны. Я умышленно употребил здесь прошедшее время, ибо нынешние европейцы, увы, уже не выглядят столь веселыми и респектабельными, как кейптаунцы. Африканеры говорят на правильном английском языке, без малейшего акцента или неприятной гнусавости (если не считать склонности произносить «а» как «о»). Я, например, был свидетелем, как одна из девушек, сидя за рулем, говорила подруге: «Сейчас, только при-ПОРК-ую свою МОШ-ину!» Я с непривычки удивился и лишь потом понял, что она всего-навсего собиралась «припарковать машину». Впрочем, этот маленький инцидент не вызвал у меня раздражения. Когда подобное слышишь из уст очаровательной девицы, да еще солнечным утром на Эддерли-стрит, хочется просто улыбнуться.

Первое, что я сделал по прибытии в Кейптаун, это бросил взгляд на вершину Столовой горы: не окутана ли облачной пеленой? Это, кстати, не столь уж редкое явление.

Иногда бывает, что все небо над городом безоблачное, а на Столовой горе примостилась белая подушка. Так и кажется, будто какая-то сказочная тварь ночью выползла из-под земли подышать воздухом, да так и заснула наверху. Полежит себе часик-другой и уползет прочь. А случается, что туча проявляет упрямство и не желает уползать: лежит и лежит и приманивает к себе другие облака. А те и рады стараться — откликаются на зов своей товарки! Местные жители давно изучили все фокусы Столовой горы и с успехом предсказывают погоду по ее виду. Вот такой вот барометр — высотой в три с половиной тысячи футов!

Выйдя из трембуса и убедившись, что робот мигает зеленым огоньком, я отправился прогуляться по Эддерли-стрит. Первым делом я заглянул в книжный магазин, привлекший мое внимание тем, что на фасаде его красовалась фигура Шекспира. Это, пожалуй, единственная статуя английского классика во всей Южной Африке. Затем я прошелся еще по десятку магазинчиков и поразился тому количеству новомодных швейцарских часов, которое предлагают кейптаунцам. Я шел и размышлял о счастливой судьбе южноафриканских женщин, живущих в этом благословенном краю. К их услугам шикарные магазины, десятки слуг и, как следствие, неограниченный досуг. Редко кому выпадает такая удача!

Главное мое впечатление от Кейптауна — ощущение красоты и добротности. Думаю, это проистекает из самой истории города. Он строился не в спешке, как другие южноафриканские города, а создавался на протяжении достаточно долгого времени. Это для нас, европейцев, пара-тройка столетий не возраст, а в Южной Африке он знаменует крайнюю древность. Прямая, как стрела, Эддерли-стрит проходит через весь город — начинается у морского порта и тянется до самого парка, расположенного на месте знаменитых садов Голландской Ост-Индской компании. Собственно, эта улица и парк с прилегающими к нему общественными зданиями и формируют внешний облик Кейптауна. Причем в расположении зданий ощущаются чисто греческая гармония и сообразность.

Я вообще не могу припомнить другого города, где бы главные центры интеллектуальной жизни группировались в одном месте и составляли бы столь прекрасный ансамбль. В одном конце парка высится музей Южной Африки, в другом же стоит публичная библиотека, их соединяет центральная аллея. Слева от нее расположилось изысканное белое здание художественной галереи в окружении английского сада с крохотным прудом. И практически напротив, с другой стороны от аллеи, находится здание центрального государственного архива. Парк по сути представляет собой ботанический сад со множеством цветущих роз и канн, с декоративным кустарником и могучими деревьями, многим из которых перевалило за сотню лет. Тишину летнего дня нарушают лишь воркование голубей да голоса детишек, которых приводят в парк на прогулку. А на заднем фоне маячит окутанная голубоватой дымкой Столовая гора.

Картина настолько изысканная и прекрасная, что становятся понятными мои навязчивые ассоциации с Афинами. Здесь присутствует то самое сочетание дикой, естественной красоты с великолепными пропорциями человеческих строений, столь характерное для древнегреческих городов. Добавьте сюда идеальное соответствие архитектуры яркому солнечному свету, который изливается с небес. Да плюс культурное назначение зданий, которые воплощают в себе торжество человеческого гения, интерес к прошлому и любовь к традициям — все то, без чего самый красивый город превращается в скопление бездушных построек.

От станового хребта Эддерли-стрит подобно ребрам разбегаются остальные улицы Кейптауна, на которых также обнаруживаются достойные внимания здания. Одно из таких зданий — старинный городской дом в классическом стиле, точная копия тех, что строились в Голландии в середине восемнадцатого столетия. На мой взгляд, это одно из прелестнейших строений во всей Южной Африке, и Кейптаун может по праву им гордиться. Вровень с этим зданием я бы поставил и музей рабства, который располагается в самом конце Эддерли-стрит. Хоть данная постройка и относится к гораздо более позднему периоду, ей также присущи достоинство и непогрешимость стиля. Для Кейптауна было бы большой потерей лишиться этого здания.

Здание парламента, застенчиво прятавшееся в глубине дубовой аллеи, произвело на меня странное впечатление. Оно выстроено из розового кирпича и благодаря этому имеет какой-то трогательно-девический вид. Летней порой, когда лучи солнца ярко освещают кирпичные стены и классический портик с колоннами, все строение приобретает приподнято-праздничный и даже радостный облик, не вполне уместный для здания, где в жарких спорах решается судьба страны. Еще большим разочарованием для меня стал новый кафедральный собор Святого Георгия. Трудно объяснить, с какой стати этот флагман готической архитектуры пришвартовался в здешнем сухом доке, где ему явно не хватает места для маневров. И чем вообще руководствовались создатели собора, когда решили импортировать сумрачный готический стиль под жаркое солнце Южной Африки, где он смотрится совершенно не к месту? Это осталось для меня большой загадкой.

В заключение хотелось бы рассказать о садах ван Рибека, главной достопримечательности Кейптауна. Они спроектированы в Амстердаме почти триста лет назад. Собственно, из-за них-то белый человек и пришел в Южную Африку. В свое время они славно послужили Ост-Индской компании — исправно поставляли свежие фрукты и овощи экипажам голландских кораблей. Сегодня же, выйдя на пенсию, сады стали излюбленным местом отдыха горожан. В кронах старых деревьев распевают свои песни горлицы, на месте прежних грядок с капустой и луком разбиты клумбы с пламенеющими каннами и розами. Неказистый летний домик превратился сначала в гостевой коттедж, а затем и вовсе в резиденцию президента. Неподалеку от него установлена большая клетка с разноцветными мелкими птичками, напоминающая шкатулку с драгоценными камнями. И несомненно, главным украшением этой коллекции служат красные ткачики — забавные крохи с красной грудкой наподобие наших снегирей.