Злые игры - Анжела Марсонс

Все годы подготовки своего плана доктор Торн была вынуждена сотрудничать с судебной системой, проводя оценку психического состояния множества «плохих парней», попадавших в лапы закона. Отвратительная необходимость, но именно благодаря ей она столкнулась с Тимом, тинейджером, выросшим в распавшейся семье. Он был рассерженным на весь мир подлым индивидуалистом, но при этом достаточно искусным пироманом[15]. От ее оценки зависело, отправится он за решетку во взрослую тюрьму на долгие годы или всего лишь проведет несколько месяцев в психиатрической клинике.

Алекс всегда изобретательно использовала свои профессиональные навыки и поэтому установила с Тимом взаимовыгодные отношения. Он провел четыре месяца в психиатрическом отделении клиники Форрест-Хиллс, после чего сразу же поджег дом. В пожаре погибли два человека, а наследство, которое получила Алекс, позволило ей открыть частную психиатрическую практику. Теперь она могла выбирать и работать только с теми людьми, которые были для нее интересны. Спасибо вам, мамочка и папочка.

Последовавшее за этим самоубийство Тима позволило ей надежно спрятать все концы в воду.

Доктор Торн не потеряла в те годы ни одного дня. Каждый новый пациент был еще одним кирпичиком в здании лучшего понимания людей с нарушенной эмоциональной базой: их сильных сторон, их мотиваций и, самое главное, их слабостей!

Иногда ее желание начать исследования становилось непреодолимым, но время этого начала определялось двумя факторами. Первым была подготовка надежной страховки. Безукоризненная репутация, которую она создала себе, поставит под сомнение любые обвинения, которые могут быть ей предъявлены впоследствии.

Кроме того, она терпеливо ждала появления подходящих кандидатов. Для ее экспериментов были необходимы легко управляемые индивидуумы, с подсознательным желанием совершить противоправные деяния. Психика этих людей должна была быть неповрежденной, и в то же время в них должно было быть достаточно психической неуравновешенности на тот случай, если ей понадобится дополнительная страховка.

С самой первой встречи Алекс поняла, что Руфь идеально подходит для ее эксперимента. Она почувствовала достаточно безрассудства в девушке, которая мечтала вернуть себе нормальную жизнь. Бедняжка Руфь даже не представляла себе, насколько ей необходим этот катарсис. А Алекс знала точно – и этого было достаточно. Долгие месяцы терпеливого ожидания привели ее к этому моменту. К финалу.

Для эксперимента Алекс выбрала себе кандидата, чьи обвинения, даже если они появятся в будущем, будут отброшены. Она потратила достаточно времени, чтобы обеспечить успех эксперимента. На ее пути встречались и другие возможности, другие индивидуумы, которые боролись за привилегию стать избранными, но в конечном счете она выбрала Руфь.

Ее остальные пациенты были для нее практически ничем – простым средством зарабатывать деньги на существование. Им предоставлялась почетная возможность обеспечивать ее образ жизни, пока сама Алекс занималась своим главным делом.

Многие часы доктор Торн проводила, кивая, поддакивая и успокаивая своих пациентов за триста фунтов в час, – при этом про себя размышляла о том, что ей надо купить, или обдумывала очередной этап своего основного плана.

Кредит на «БМВ Z4»[16] оплачивался за счет средств жены главного констебля[17], которая страдала от клептомании, вызванной постоянными стрессами. Машина Алекс нравилась, поэтому шансы вылечиться в ближайшее время у женщины были минимальные.

Две тысячи фунтов ежемесячной аренды за трехэтажный особняк в викторианском стиле в Хэгли платил владелец сети бюро по торговле недвижимостью, сын которого страдал от мании преследования и посещал доктора Торн три раза в неделю. Несколько тщательно подобранных слов, небрежно произнесенных во время беседы, только усилили его страхи и обеспечили ему длительное и сложное выздоровление.

Алекс остановилась перед портретом, который висел на центральном месте над камином. Ей нравилось смотреть в глубину этих холодных, равнодушных глаз и размышлять о том, понял бы ее мужчина, изображенный на портрете.

Это был портрет маслом, написанный по ее заказу с крупнозернистой черно-белой фотографии единственного родственника Алекс, которым она гордилась.

Дядюшка Джек, как она любила его называть, был разъездным торговцем, которого в 70-х годах девятнадцатого столетия все знали как Палача. В отличие от Болтона, в котором жили Биллингтоны, и Хадерсфилда с его Пирпойнтами[18], в Черной Стране не было семьи, которая выполняла бы столь отвратительные обязанности, а Дядюшка Джек наткнулся на этот бизнес совершенно случайно.

Он как раз сидел в Стаффордской тюрьме за то, что отказался материально поддерживать свою семью, когда туда прибыл Уильям Калкрафт, палач с самым большим стажем в стране, на счету которого было четыреста пятьдесят повешенных мужчин и женщин.

В тот день Калкрафт прибыл для проведения двойной казни через повешение, так что ему нужен был добровольный помощник. Дядюшка Джек оказался единственным вызвавшимся. Калкрафт предпочитал использовать длинную веревку – что обеспечивало долгую и мучительную смерть, поэтому помощнику иногда приходилось виснуть на ногах жертвы, чтобы ускорить процесс.

Так Дядюшка Джек нашел свою судьбу и после этого стал путешествовать по всей стране, приводя приговоры в исполнение.

Его портрет всегда придавал Алекс ощущение принадлежности и эмоционального родства с отдаленным членом ее семьи.

– Если б сейчас все было так же просто, как в твое время, Дядюшка Джек, – улыбнулась она, глядя на его неподвижное лицо.

Доктор Торн устроилась за угловым столом. Наконец-то начиналась ее magnum opus[19], путешествие в поисках ответов на вопросы, которые всегда ее интересовали.

Она глубоко вздохнула и достала из ящика писчую бумагу производства фирмы «Клэрфонтен» и ручку «Монблан».

Для Алекс наступило время для восстановления физических и душевных сил.

«Милая Сара», – вывела она на бумаге.

Руфь Уиллис стояла в тени входа в магазин, внимательно следя за парком. Холод, шедший от земли, сковывал ее ступни и леденил ноги. Вокруг стоял стойкий запах мочи. Бак для мусора, стоявший чуть в стороне, был забит под завязку; тротуар устилали пустые пакеты и сигаретные окурки.