Укрощение строптивых - Светлана Успенская

Для того чтобы понравиться своей работодательнице, Алене даже пришлось сменить имидж (минимум косметики, пиджак «от Бориса Яковлевича» плюс брюки из прошлой, еще домосковской жизни, аккуратная стрижка). Заведующая окинула внимательным взглядом ее долговязую фигуру и недовольно поджала губы.

— Есть только вакантное место грузчика.

— Я согласна на любую работу. — Ресницы Алены взволнованно дрогнули.

Так Алена стала грузчиком в продуктовом магазине на Красной Пресне.

Впрочем, грузчиком ей довелось быть не очень долго, всего-то полгода. Эти полгода позволили ей освоиться в новом городе, присмотреться к людям, привыкнуть к коловращению столичной жизни. Вскоре Алена стала на шаг ближе к своей несгораемой мечте. Она поступила танцовщицей в ночной клуб.

Узнав о наборе в театральный коллектив, в ансамбль бального танца или в ночное шоу из тех, что стали в изобилии открываться в столице, именуясь поначалу кооперативными кафе, она спешила на конкурс, надеясь, что ее наконец заметят, пригласят. Вместо документа о театральном образовании или свидетельства об окончании музыкальной школы у нее имелось лишь удостоверение члена Союза архитекторов на имя Бориса Яковлевича и страстное желание попасть на сцену.

Однажды ей улыбнулась удача: на кастинге, где отбирали девушек для показа одежды, ее внезапно заметили. Алена была на седьмом небе от счастья. Она уже плавала в горячечных мечтах, представляя себя супермоделью, за право ангажировать которую борются известнейшие агентства мира.

Начинающий модельер-концептуалист придумал для нее сногсшибательный наряд, состоящий из крупноячеистой рыболовной сети, к узлам которой крепились ручки и ножки резиновых кукол, тех самых лупоглазых «Маш» и «Наташ», которыми были завалены полки советских магазинов. Для показа модельер приобрел на фабрике игрушек три сотни кукольных рук, три сотни ног и полторы сотни кукольных безволосых голов с пустыми глазницами. Ручки-ножки пошли для пошива платьев, брюк, бюстгальтеров и трусиков, а из голов соорудили хорошенькие шляпки, издали смахивающие на кочаны цветной капусты, изрядно поеденные червями.

Кожей ощущая восхищенное дыхание зала, Алена вышла на подиум. Она чувствовала вдохновение — на нее смотрели, ею любовались, ее боготворили, ей завидовали. Не это ли и было счастье?

И каково ей было после такого триумфа тащиться в ненавистный магазин рано утром и целый день вслушиваться в грубую ругань покупателей, визгливые окрики продавщиц, виртуозные матюги грузчиков. Ее нежная душа страдала, жаждала красоты, ярких огней и вечного праздника сцены.

О наборе танцовщиц в недавно открывшийся ночной клуб Алене сообщила приятельница, мечтавшая стать артисткой кино.

— Мне это место не подходит, — вздохнула девица с экзотическим именем Диана. — Но ты ведь бредишь танцами, попробуй.

Девушки были близкими подругами, одно время они даже собирались поселиться вместе, но у Дианы внезапно появился пылкий поклонник, и мечты о совместном хозяйстве пришлось оставить. Этот поклонник очень кстати оказался арт-директором нового клуба.

Это был странный тип с маленьким, точно обрубленным подбородком и длинной шеей, неприятно обметанной трехдневной щетиной. Он постоянно смолил вонючие сигареты, полуприкрыв тяжелыми веками ледяные глаза, глядя на всех с равнодушным прищуром пресыщенного жизнью человека. Взглянув на девушку, он лениво выпустил дым через трубочку сложенных точно для поцелуя губ.

— Думаешь, я позволю тебе выйти на сцену с таким носом? — неприязненно хмыкнул он. — Своим клювом ты распугаешь мне всех зрителей!

Усилием воли Алена задушила рвавшиеся из горла всхлипы. Разве важно, какой у артистки нос? Ведь в танце ищет выход тоскующая, трепетная душа.

Примерно в таком роде, дрожа от страха и надежды, она и высказалась.

Привередливый арт-директор небрежно усмехнулся:

— Ладно, переодевайся!

Кандидатку отвели в маленькую комнатушку с огромным зеркалом во всю стену.

Почти два месяца Алена носилась по комиссионкам, на последние деньги скупая привезенные из-за границы платья из блестящей воздушной ткани, строчила по ночам на машинке, конструируя необыкновенный наряд, такой, какой невозможно было отыскать во всей Москве. Когда наряд был почти готов, она занялась окончательной отделкой. Согнув проволоку, она обклеила ее яркой папиросной бумагой, приметала стеклярус и блестки.

И вот теперь под рваную музыку Стравинского на сцену выпорхнуло странное существо — воздушное, прекрасное, таинственное… С первого взгляда невозможно было угадать, кто это, мужчина, женщина, птица или насекомое, — в вихре страстного танца по сцене металась обнаженная, тоскующая душа.

Когда музыка, обессилев, иссякла, Алена взмыла над дощатым полом в фантастическом прыжке и, на секунду задержавшись в воздухе, плавно опустилась на землю. И точно умерла с последним аккордом мелодии.

Тяжело дыша, танцовщица вопросительно уставилась близорукими глазами в темень зрительного зала.

— Недурно! — сухо пожевав губами, промолвил арт-директор. — Ладно, я тебя беру. Условно.

Алена едва не взвизгнула от восторга. «Я понравилась ему, я ему понравилась!» — восхищенно стучало в мозгу. О Господи! Неужели то, о чем она так долго мечтала, наконец свершилось? И она завоевала право выходить на подмостки?

— Тяжеловато смотришься на сцене. — Придирчивый взгляд требовательно ощупал ее с ног до головы. — Надо работать над фигурой.

— Я… Я буду работать, — с жаром подтвердила девушка. По выпуклому лбу скатилась крупная капля пота. — Я буду работать над фигурой.

Она была счастлива.

Алену взяли в кордебалет. Для начала она должна была во время сольного танца служить ожившей декорацией заслуженной приме транс-шоу, Лолите.

Лолита, «гений танца и любви», как пошловато значилось в афишах, оказалась миленьким существом со скульптурным торсом и смазливым личиком немецкого пупса.

По натуре Лолита была ломакой и капризулей, нервным, издерганным существом, требовавшим постоянного внимания. Среди танцовщиц ходили слухи, что она сидит на наркотиках, но дирекцию это не очень-то интересовало. Перед представлением из уборной Лолиты явственно тянуло марихуаной, а на гримерном столике рядом с заколками для волос, помадой и накладными ресницами на виду валялись марки ЛСД.

Но прима была божественна, пластична и имела бешеный успех. Остальное было не важно.

Все работницы шоу были уверены на сто процентов, что Лолита любовница арт-директора и только потому остается примой. Алена старалась держаться с ней ровно и доброжелательно, в глубине души адски завидуя ей. Она считала, что танцует куда лучше Лолиты.

Кроме того она в конце концов влюбилась в арт-директора Гарика.

Девушка боготворила его испанскую бородку, томный взгляд и длинные желтоватые пальцы с крепкими, покрытыми бесцветным лаком ногтями. Он казался ей воплощением мужественности. С замиранием сердца она мечтала о той минуте, когда Гарик заметит ее, полюбит, оценит — и даст ей сольный номер вместо ломаки и выдерги Лолиты.