Питер Терпи - Данила Андреевич Трофимов

она остаться, почему не может, можно ли ему поехать с ней, но на все его вопросы Аня решительно отвечала: «Завтра». Они спустились в метро. Когда приехал уже на станцию поезд, двойные двери открылись, Корней отпустил Анину руку, повторив с надеждой: «Завтра».

На улице стемнело, мокрый асфальт высвечивался золотом фонарей, Корней шёл обратно в хостел, держа руки в карманах и пытаясь нащупать Анину руку.

Зайдя в свою комнату, он порхнул на кровать, чувствуя легкость, будто он пушинка, и его сейчас ветерок из щели оконной возьмёт и сдует с кровати. Так легко. Так хорошо. Неужели правда будет хорошо? Но вдруг зажгло тело, и Корней от неожиданности застонал, вцепился в постель, боль, раскалённой спицей воткнувшаяся в голову, схватила его так, что он потерял сознание.

***

Жизнь коротка, потерпи немножко. Терпи. Питер. Терпи. Питер. Ты же тоже, как кот какой-нибудь, приехал сюда умирать, да? Умирать – какой ты боязливый, какой самоуверенный. Ничего у тебя не получится. Даже умереть.

Прошлое, как утопленник, часто не вовремя всплывает. Вот-вот, воздухом дыши, как Аня сказала. Переменил воздух, теперь дыши. Трупным воздухом.

Эх, ладно. Давай. Давай о хорошем.

Аня – её имя повторяется и повторяется. Аня, Аня… Её глаза, карие глаза, она так простодушно ими смотрит на тебя, а видит ли, как ты трескаешься? Или втрескиваешься? Или втрескался.

Прокручиваешь в голове: где была она с тобой, как она ест (как будто очень голодная, закидывает в себя побольше, побыстрее), как она идёт (её походка лёгкая и стремительная, пружинистая и энергичная, полная противоположность твоей, неуклюжей и медлительной), как она говорит (все её слова – внезапные всплески на тихой глади воды). Аня. Хочется завтра, хочется завтра потому, что завтра будет Аня. Здесь. Аня. Завтра. Жди. Терпи.

***

Веня вошёл в комнату, Корней закрыл за ним дверь на ключ и попросил сесть. Когда Веня исполнил просьбу друга, тот ударил по ножке стула. Веня упал и, оказавшись на полу, поправивши рубашку, спокойно заключил:

– Александр Македонский, конечно, великий полководец, но зачем же стулья ломать.

– Тебе вообще башку проломить надо, – сквозь зубы проговорил Корней. – Ты сдал меня!

– Куда, зачем?

– Мне звонила мама. Звонила. А мой новый номер знаешь только ты.

– Моя маман повстречалась с тобой и решила по случаю счастливой встречи старой подруге-то своей позвонить. Вот и всё, всё… Твоя матушка моей маман доложилась, значится, что у тебя со здоровьем плохо, надо бы пролежаться, подлечиться, а ты отказываешься, так помимо прочего ведь и любовь недоконченная твоя, и… прицепец у тебя теперь имеется.

Вздохнув, Корней сел на пол напротив Вени.

– Я так и не смог расстаться с Полиной, – признался Корней.

– Догадался, знаешь ли, – чуть помолчав, заметил Веня. – Выросла, значит, дама твоя.

Корней продолжил:

– Всё получилось с Полиной внезапно, то есть мы предохранялись, и я правда хотел расстаться, уйти, разъехаться наконец-то, не знаю.

Веня поднялся с пола, отряхиваясь:

– Я тебя люблю, Корнюшон, но, видит Бог, не по-мужски ты поступаешь. Тебе надо бы вернуться, с барышней объясниться. Да и матушка твоя волнуется: у неё в доме невестка с дитятком, а сын чёрте где, да ещё болезный. Ты хоть ей черкни, расскажи, как ваше благородие поживают, поделись планами-то.

– Я уже никуда не поеду, – вставая с пола вслед за другом, отрезал Корней. – Я просто хочу, чтобы сейчас всё было по-другому. Пожить. Без всего того, что я наворотил. Может, больше и шанса, и времени, и всего остального не будет.

– Друг мой, ты точно не здоров, – подытожил Веня.

– Я встретил тут, в хостеле, девушку. На ресепшене.

– А-а-а! – понял Веня и рассмеялся. – Так, может, ещё заживёшь припеваючи, ха-ха!

– Может, – Корней протянул руку Вене. – Езжай домой. Маме привет.

– Ладно, Корнюшон, извини меня, конечно. Но что-то вспомнилось. К слову, наверное… Большинство людей умирает только в последний момент. Остальные начинают это делать загодя – лет за двадцать, а то и больше. Эти – самые несчастные. Точная цитата. Сообщает тебе один злобный французский писатель, Корнюш.

– Да пошёл ты.

***

Может, его вообще нет, времени? Ни вчера, ни сегодня, ни завтра. А что есть тогда? Москва есть. Полина. Есть ребёнок, но страшно об этом думать, думай о чём-нибудь другом. Ещё есть Питер, хостел, Аня. Много чего есть, и даже ты сам – есть, но разве от этого легче?

Воспоминания: как уволился, как сбежал из города… Чувство, будто валун скинул с плеч, и пружинятся ноги с непривычки. Каждый шаг – подпрыгиваешь почти, вот-вот взлетишь туда, в вышину космическую. А там, может, можно выбрать, в какой момент жить? И ты бы выбрал детство, чтобы без забот и ответственности.

Открываешь глаза – 03:40. Наверное, уснуть минут через двадцать получится. Здесь спокойнее засыпается. Раньше, чем засыпалось в Москве.

А в четыре часа дня в детстве можно было тусовать с друзьями во дворе, видеть солнце неописуемого розового цвета, особенного, какого во взрослой жизни уж не увидишь, потому что взрослые – занятые, они в четыре часа дня более важными делами занимаются у себя в офисах. Розовое солнце, твоё солнце, только для тебя, а не для взрослых этих.

***

Они сидели на кровати и ели кукурузные чипсы из большого пакета. Корней положил Анины ноги себе на колени и мял её ступни. На подушечках пальцев Ани Корней нащупывал мозольки, и почему-то это его радовало.

– Мне повезло, что я попал в ваш хостел, – сказал Корней. – Я поверить не могу в то, что вообще такое бывает.

– Какое? – отозвалась Аня.

– Когда вот так вот просто: люди увиделись, и бац – просто так, без каких-либо задних мыслей, – и чтоб взаимно. Как в фильмах прямо. Но это я не про нас, ты не подумай, что я думаю, что ты влюбилась или я что-то такое, в общем, не думай, пожалуйста, прямо буквально, я не хочу, чтобы ответственность…

– Всё бывает, – прервала его Аня. – Любовь настоящая есть, как и есть всё самое ужасное в жизни. Понять и представить даже убийство, например, я не могу, но это же ведь не значит убийств и убийц нет. Ещё как есть они. Но если есть такое ужасное, то обязательно и есть такое прекрасное, как любовь. По закону всемирной справедливости, компенсации энергии или по какому-нибудь другому природному или Божьему закону.

– Я верю в любовь. Правда, жаль, что тогда и с убийствами придётся соглашаться. Но если такова цена, то…

За окном мерно сыпал снег. Из приоткрытого окна доносилась раскатистая матерная