Анатомия российской элиты - Ольга Крыштановская

Другую попытку синтезировать подходы Маркса и Парето предпринял Р. Арон. Он свел противостояние между социологией «классов» и социологией «элит» к принципиальному вопросу: «Что представляют собой взаимоотношения между социальной дифференциацией и политической иерархией в современном обществе?»[43]Он понимал под элитой «меньшинство, которое в любом обществе выполняет функции управления сообществом».[44]С точки зрения Арона, никакой «власти пролетариата», о которой писал К. Маркс, быть не может в принципе, это не более чем «метафора или символ». Он полагал, что в обществе могут быть изменения двух типов: первый тип влияет на устройство элиты, а второй — на рекрутацию элиты. Арон выделяет пять субэлитных групп: политические лидеры, правительственные администраторы, экономические директора, лидеры масс и военачальники.

Наряду с двумя основными подходами к социальной стратификации — классовой (Маркс) и элитистской (Парето, Моска) — можно выделить еще один подход, выделяющий элиту по профессиональному признаку. Том Боттомор называет эти группы интеллектуалами, менеджерами и правительственными чиновниками.[45]Интеллектуалы являются самой расплывчатой и трудноопределимой из тех групп, которые называют возможными преемниками правящего класса. Особую роль интеллектуалов и менеджеров, как потенциальной господствующей социальной группы, впервые зафиксировал Торнстейн Веблен, который в своей монографии «Engineers and the Price System» показывал, что неэффективность капиталистического строя приведет не к созданию бесклассового общества, но к переходу власти от капиталистов к «инженерам» — технологическим специалистам.[46]Близкие к Веблену взгляды выражал известный американский экономист Дж. К. Гэлбрейт.[47]Одно из главных мест среди поствебленских концепций (также их называют технократическими) занимает концепция «менеджерской революции» еще одного американского экономиста Джеймса Бернхэма. Бернхэм остался верен марксистской идее экономического детерминизма, согласно которой экономически господствующий класс также держит бразды политической власти.[48]Правящей группой он называет группу, «которая, по сравнению с остальным обществом, в большей степени контролирует доступ к средствам производства и распоряжается распределением товаров»;[49]«самый легкий путь увидеть, что есть правящая группа в любом обществе — это посмотреть, какая группа получает наибольшие доходы».[50]

В отличие от К. Маркса Дж. Бернхэм считал, что после капитализма должен наступить не социализм, а «менеджерское общество», в котором управляющие, выпадающие из классовой структуры буржуазного общества, возьмут на себя роль экономически, а следовательно, и политически господствующего класса. Смена экономически господствующего класса влечет за собой перераспределение властных функций между общественными институтами. Если раньше функция политической власти находилась преимущественно в руках парламента, то сейчас она переходит в руки госаппарата.[51]По Бернхэму, «именно менеджеры, а не бюрократы являются ведущим звеном нового правящего класса».[52]Бюрократы же «не могут сами по себе составить эффективный и стабильный правящий класс»,[53]так как у них нет экономической базы.

По мнению Бернхэма, гипотеза о всесилии бюрократии несостоятельна. Другие же ученые считают истинной именно ее. Прежде всего надо сказать о работах Макса Вебера, посвященных идее «рациональной бюрократии».[54]Но не следует забывать, что рационально-бюрократическая система, при которой государственное управление достигает максимальной эффективности за счет честных чиновников, пекущихся лишь об общем благе и не занимающихся коррупцией, у Вебера — всего лишь идеальный тип. На практике же реализуется другая модель — «патронимическая бюрократия». Она обладает определенными чертами рациональной бюрократии, но ей свойственны существенные недостатки, возникающие из-за распространения неформальных «патриархальных» отношений между чиновниками и их морального разложения. Вебер опасался, что именно такая система, в которой бюрократия возьмет полный контроль над политикой, установится в социалистических государствах.

М. Вебер положил начало подходу, согласно которому классы определяются не только исходя из отношений к средствам производства. Он полагал, что существуют различия, не связанные прямо с собственностью. Не отрицая марксистских критериев выделения классов, он предлагал дополнить анализ стратификации еще двумя переменными. Первую переменную он называл «статус» (понимая под ним уровень социального уважения), вторую — «партия» (подразумевая степень политической активности человека).

Идеи Вебера были продолжены в теории «нового класса» югославского ученого Милована Джиласа. По Джиласу, уничтожение старого господствующего класса привело не к созданию бесклассового общества, но лишь к возникновению «нового эксплуататорского класса».[55]Этот новый класс, обладающий всеми характеристиками предыдущих господствующих классов, Джилас отождествляет с «политической бюрократией», выделившейся из обычного административного аппарата и вставшей над ним. Концепция «нового класса» в социалистических странах, состоящего из бюрократической номенклатуры, пользовалась популярностью, особенно в работах постсоветского периода, посвященных истории СССР.[56]

Заканчивая этот краткий обзор классических теорий элиты, я перехожу к изложению основ собственной концепции.

Обобщая сказанное выше, скажу, что имеются три основные парадигмы: авторы, придерживающиеся «линии Маркса», считают, что главным стратифицирующим признаком является экономическая составляющая; «линия элитистов» — берут за основу политическую составляющую. Третью парадигму можно назвать «профессиональной», так как в ней речь идет не о единой правящей элите, а о множестве отраслевых элит.