Кулинар - Александр Варго

Александр отложил фотографии и принялся готовить кофе. Больше он ничего не сможет в себя запихнуть.

* * *

Проснулся Чинарский лежа на животе. Подушки почему-то не было, нос уткнулся в полосатую ткань матраса. В голове кипело раскаленное масло.

Чинарский с большой осторожностью приподнял голову, чтобы посмотреть на часы. Масло перетекло в затылок и превратилось в кусок горячего оплавленного свинца. Поморщившись, Чинарский придержал голову ладонью и медленно опустил ее на матрас. Но хитрость не удалась. Кусок свинца перекатился ко лбу и принялся долбить в виски. Чинарский знал, как избавиться от этой торкающей боли, но для этого нужно было как минимум подняться. Пересилив себя, он перевернулся на спину и сел, прислонившись к стене.

Валька сопела, откинувшись на подушки и приоткрыв рот. Ее равномерное, чуть хриплое дыхание стало для Чинарского утренним откровением. Ему потребовалось не менее десяти минут, чтобы вспомнить, что было вчера. Отгоняя боль, он перебирал в памяти события прожитого дня терпеливо, с долей иронии и удивления. Тут его взгляд поймал солнечный зайчик, отразившийся от золотистой банки «Ярпива». Судя по ее положению, она была пуста.

Чинарский облизнул сухие горькие губы. Во рту было так противно, словно он вчера жевал кошачье дерьмо.

«Так, — вспоминал он, — мы выпили две водки, потом пива, потом я ходил еще за одной». Этот последний эпизод, странным образом слившийся в его памяти с плотской горячкой, обдал его сознание холодком испуга. Он залез в заначку!

Чинарский быстро скалькулировал в уме, сколько у него осталось, и успокоился. «Но больше — ни-ни!» — поклялся он себе и приподнялся. Свинец сперва перекатился в затылок, а потом поднялся и снова застучал в темечко, словно пытался проделать там дыру.

Чинарский встал и прошлепал на кухню. Не осталось ли чего? Водочные бутылки были пусты и валялись под раковиной, в которой сморщилась пара окорочков, так и не выложенных вчера на сковороду.

В одной из банок, обнаруженных почему-то на табурете, еще оставалось немного пива. Чинарский припал к банке, словно умирающий от жажды к спасительному источнику. Сделав полтора глотка, он бросил банку на стол. «Пивом голову не обманешь», — изрек он прописную истину.

Его мутный взгляд упал на размокшую газету, в которой были завернуты окорочка. Привлек яркий и помпезный заголовок — «От нас скрывают правду». Он склонился над газетным листком, датированным вчерашним днем, и с любопытством обнаружил, что автор статьи — не кто иная, как Надька Кулагина. В свойственной ей воинственной феминистской манере Надька писала о маньяке-кулинаре, хладнокровно препарирующем женщин, и о преступном малодушии местных властей и органов милиции, замалчивающих «кровавую правду». Надька не скупилась на резкие выражения и в полную мощь демонстрировала ответственность и неустрашимость, доставшиеся ей по наследству от отца-журналиста, прошедшего не одну горячую точку.

Чинарский долго мусолил глазами один и тот же большой абзац:

«Первой жертвой маньяка-кулинара стала Рощина Вера, двадцати четырех лет, работавшая секретаршей в офисе крупнейшей инвестиционной компании. Преступник отрезал девушке грудь и залил ее апельсиновым соусом. Извините за столь жестокие подробности. Милиция уверяет, что единичный случай еще не говорит о том, что действует маньяк. Для того чтобы убедиться в этом и принять экстренные меры, видите ли, нужна серия подобных убийств. То есть преступлений, совершенных в одной и той же манере. Именно единый почерк подобных зверств мог бы служить доказательством, что в городе орудует маньяк. Я же задаюсь вопросом, которым не может не задаться любой здравомыслящий человек: кто следующий в кровавом списке этого изверга? Наши органы на редкость спокойно реагируют на подобные события. Я понимаю: низкая зарплата, усталость, авитаминоз, привычка к ужасным зрелищам, некоторая черствость, присущая людям этой профессии. Но что же делать нам, обычным гражданам?»

Чинарский почесал заросший подбородок. «Вот у кого я займу денег, чтобы не бередить заначку, — у Надьки!» В голове шумело, но он дочитал статью до конца.

А потом пошел в прихожую. Он все же решил подсчитать собственные ресурсы.

К его удивлению, пальто на вешалке не было. Оно обнаружилось на спинке стула, стоявшего в гостиной. Пошарив по карманам, Чинарский извлек на божий свет несколько монеток. Этого хватало разве что на сотку посредственной водки. По опыту он знал, что нужно несколько больше. В карманах брюк вообще не было никаких денег. Только теперь он поглядел наконец на часы. Седьмой час. «Надька должна быть еще дома», — мелькнула спасительная мысль.

Чинарский быстро натянул штаны и рубашку, сунул ноги в драные башмаки и вышел на лестничную площадку. Пригладив патлы на голове, надавил на кнопку звонка. Трель, раздавшаяся в Надькиной квартире, долго не затихала. После того как звонок замолк, настала зловещая тишина. «Ушла», — подумал Чинарский, но, не веря своим мыслям, снова надавил на звонок. Он стоял так, наверное, целую минуту, пока где-то в глубине не раздался шаркающий шелест тапочек. «Дома», — облегченно вздохнул Чинарский.

Он частенько брал у Надьки деньги и всегда возвращал, рано или поздно. Поэтому предполагал некий кредит доверия, который можно было использовать по своему усмотрению. Надежда с деньгами расставалась легко; так же как и ее отец, с которым Чинарский был в довольно близких отношениях. До его гибели.

Шаги приближались к двери. Вскоре она распахнулась. Сперва Чинарский подумал, что ошибся дверью. Нет, не то чтобы у Надьки не было приятелей, которые могли остаться у нее на ночь, но просто таких было немного. «Надька — девушка взрослая, — думал Чинарский, — и, естественно, должна рано или поздно выскочить замуж». Но появившегося в проеме двери парня Чинарский не помнил. Высокий и мускулистый. С полотенцем в виде набедренной повязки.

— Тебе чего?

«Лет двадцать пять — тридцать, — подумал Чинарский. — Никакой почтительности к сединам!» Чинарского это немного разозлило. Мало того, что открывает какой-то хмырь с полотенцем, да еще смотрит белесыми глазами.

— Надьку позови. — Чинарский машинально провел рукой по лбу и волосам.

Видимо, вид Чинарского, у которого волосы со сна топорщились в разные стороны, а под глазами налились литровые мешки, не слишком убедил утреннего незнакомца. Сперва он собирался что-то сказать, как уловил Чинарский наметанным взглядом оперативника, а потом попытался просто захлопнуть дверь. Это Чинарского возмутило больше всего. Не хочешь общаться — не надо, но совесть имей!

Несмотря на свое антимилитаристское настроение, Чинарский успел сунуть башмак между дверью и косяком.

— Ты чего, мужик? — Парень снова распахнул дверь. — Каютой ошибся?

Парень был широкоплечий, зеленоглазый, выше Чинарского на голову. Он стоял как Аполлон в полосатой тунике, готовый сровнять с землей любого, кто покусится на его территорию. Но, во-первых, территория была не его; а во-вторых, Чинарский не любил, когда с ним грубо разговаривали.