Гроб хрустальный - Сергей Юрьевич Кузнецов

— Ты скажи, когда будем журнал делать? — спросил Тим. — Может, сегодня?

— Сегодня Илья вроде еще собирается в «Экипаж» заскочить, так что вряд ли. Скорее завтра.

— Многие считают, — заговорил в микрофон один из музыкантов, — что раз мы негры, значит, должны играть регги. Надо сказать, в Марокко отродясь не играли регги, да и негров в Марокко не так уж много, но идя навстречу просьбам наших московских друзей, мы включили в свой репертуар одну песню Боба Марли.

Вступили барабаны. Несколько секунд казалось, что это и в самом деле будет регги, но потом ритм стал жестче, и солист, перехватив поудобней стойку микрофона, быстрым речитативом заорал:

— Я хочу быть железякой, словно сионисткий лев

Я хочу быть железякой, словно сионисткий лев

Я хочу быть железякой, словно сионисткий лев

И двое других подхватили:

Ай-энд-ай, ай-ай-ай

Ай-энд-ай, ай-ай-ай

Ай-энд-ай, ай-ай-ай

Публика заржала. Барабаны смолкли, и музыканты выкрикнули "Айон — Лайон — Зайон". Каждый — только одно слово, но все быстрее и быстрее: айон-лайон-зайон-айон-лайон-зайон-айонлайонзайон.

Снова забили барабаны, и музыканты в три глотки завопили первую — и единственную осмысленную — строчку. Народ уже вовсю танцевал на импровизированном танцполе. Глеб не видел ни Тима, ни Андрея, зато откуда-то сбоку вдруг выскочила Снежана, зачем-то скинула туфли и, махнув Глебу, рванула в самую гущу танцующих. Решив, что так и надо, Глеб вылез из ботинок, задвинул их под стол и последовал за ней.

Ритм все убыстрялся, и плясала уже вся «Пропаганда». Казалось, «Мароккасты» испытывали на прочность, повторяя строчку про железяку и сионисткого льва словно мантру, но все быстрее и быстрее. Глеб неожиданно увидел Нюру. Она не танцевала: потягивала коктейль у барной стойки. Рядом с ней облокотился на стойку высокий крепкий мужчина в неуместном дорогом костюме, по которому Глеб и узнал Влада.

Снежана скакала вокруг Глеба, чуть придерживая короткую юбку, которая то и дело взлетала вверх. Лицо раскраснелось, волосы растрепались. Вместе с Муфасой и его друзьями Снежана орала:

— Я хочу быть железякой словно сионисткий лев!!!

Внезапно барабаны смолкли, публика взорвалась восторженно завопила, а Снежана буквально рухнула на Глеба.

— Во-первых, пойдем искать мои туфли, — сказала она, — во-вторых, я хочу водки.

Через час они выбрались наружу. Нюра и Влад как раз садились в роскошный «джип-чироки», дожидавшийся в арке напротив. Заметив Глеба со Снежаной, Нюра махнула рукой: мы поехали, пока.

Глеб и Снежана пошли вниз по переулку.

— Ты где живешь? — спросила она.

— На Соколе.

— Понятно.

На углу Маросейки и Архипова они остановились.

— Вон там, — сказал Глеб, — находится синагога. Мои одноклассники туда ходили иногда, но в советское время за это можно было вполне огрести.

— Я знаю, — кивнула Снежана, — я же здесь в школе училась. У меня родители жили в Москве, по сэвовской линии.

Так, разговаривая, они дошли до Покровских ворот, и Глеб решил, что пора ловить машину. На заднем сидении раздолбанной и воняющей бензином «волги» Снежана, переплетя длинные ноги в темных чулках, задумчиво рассматривала подол. Глеб нерешительно обнял ее за плечи. Она глянула с любопытством и зашептала на ухо:

— А ты знаешь, что у меня под юбкой? — и тут же отстранилась, даже чуть оттолкнула его, чтобы насладиться произведенным эффектом. Потом, чуть раздвинув ноги, довольно громко сказала:

— Ни-че-го.

И схлопнула колени.

— Как символ пустоты, понимаешь? Пелевина читал? У меня вообще, Глеб, не пизда, а совокупность пустотных по своей природе элементов восприятия.

И взглянула победоносно. Глебу стало неуютно. Дело даже не в том, что немногие знакомые женщины использовали это слово не в качестве фигуры речи, а для описания собственного полового органа. Скорее, он был напуган тем, что этим вечером все происходит словно помимо его воли: хотел остаться в офисе и еще поработать — и поехал на концерт, да еще оказался в такси с девушкой, которая, похоже, имела на него какие-то виды.

— Так что красивых трусов на мне ты не найдешь, — как ни в чем не бывало продолжала Снежана, — но иногда это еще и практично, понимаешь? К тому же у меня очень красивые чулки, — и она приподняла подол, показывая кружевную резинку.

Глеб потянулся было, но девушка довольно больно ударила его по пальцам:

— Я так не люблю. Я вообще не люблю, когда мне туда что-нибудь кроме хуя суют, — внезапно она снова скрестила ноги и привалилась к Глебу. — Знаешь, почему? У меня мачеха была лесбиянка, и она попыталась меня изнасиловать.

Она говорила на удивление спокойно — уже без вызова, без насмешки. Глеб слушал ее, в который раз за последние недели испытывая дежа вю. На этот раз он вспомнил Таню: она тоже прекрасно умела рассказывать самые страшные истории из своей жизни так спокойно, словно попытка изнасилования — вполне светская тема для беседы. Когда они только познакомились, это его очаровывало. Теперь, спустя десять лет, казалось немного смешным и наигранным.

— Когда моя мать умерла, мне было пятнадцать, — рассказывала Снежана. — Это здесь случилось, в Москве. Мы вернулись в Болгарию, а через два года отец женился на американке, которая работала не то в «Сане», не то в «Хьюлетт-Паккарде». Ну, и мы втроем уехали в Силиконку, в Калифорнию то есть. Тетка вообще была милая, я даже не сразу поняла, в чем дело, пока она подкатывать не начала, когда отца отправили в командировку.

— Сколько тебе было лет? — спросил Глеб.

— Двадцать один, — ответила Снежана, — но я, конечно, уже не была девушкой. Кстати, дефлорировал меня русский бойфренд, еще в 89-ом. Он был очень крутой, — и мечтательно добавила: — Представляешь, я первый раз трахалась под "Все идет по плану".

При воспоминании об этом Снежана оживилась и нежно запела на какой-то собственный внутренний мотив:

— Границы ключ переломлен пополам

А наш дедушка Ленин совсем усох

"Волга" остановилась. Глеб расплатился и помог выйти Снежане. Стало заметно, что она сильно пьяна. В лифте она прислонилась к его плечу, продолжая напевать"… все идет по плану, все идет по плану". Почему-то в голове аукнулось: "… но немного наспех" — и тут же пропало.

В квартире Снежана с интересом огляделась:

— Ниче так, — сказала она. — Ты чай приготовишь?

После чая Снежана взбодрилась. Положив ноги на колени Глебу, она попросила:

— Сделай мне массаж стоп?

— Да я не умею, — сказал он, осторожно трогая ее щиколотки. Заполнявшая мир вата уплотнилась, когда они приехали к нему домой. Глеб понял, что последний год у него вообще ни разу не было гостей.