По собственному желанию - Борис Егорович Бондаренко

единицей слабосильной и ненадежной, и у Георгия не было оснований относиться к нему как-то иначе, чем к другим. А сейчас, когда официальные отношения их заканчивались, Трофименко как будто давал понять, что они, в сущности, ровня — и по годам, и по положению — и «тыканье» надо бы прекратить. Или ничего такого и не думал он? Георгий попытался вспомнить, как же Трофименко по отчеству, но не мог, а спрашивать сейчас было как-то нелепо.

Помолчали, и довольно долго, — говорить было как будто и не о чем. Брагин наконец спросил:

— Так… это самое, Георгий Алексеевич, как насчет продуктов?

Георгий скучно объяснил, что Синькова пока нет, но завтра он что-нибудь придумает, утро вечера мудренее.

И опять замолчали. Трофименко безучастно смотрел перед собой в стену и явно не желал вступать в разговор. Брагин с упреком взглянул на него, покосился на недопитый стакан и наморщил лоб, мучительно соображая, о чем бы еще спросить начальника и не будет ли нехорошо, если он предложит допить трофименковский спирт — не пропадать же добру. И нашел наконец тему для разговора:

— Так это… Георгий Алексеевич, мы что, совсем уж зазря целое лето ходили или как?

— Ну, почему же зря? — Георгий недовольно поморщился. — В те места, где мы были, больше ведь не надо идти, — значит, уже не зря. Сейчас ничего не нашли — значит, потом найдем. Не каждый же год месторождения открываются. Если бы знать, где они находятся, так чего проще — пришел и открыл. Вот и приходится везде ходить.

Господи, до чего он докатился… Даже туповатому, косноязычному Брагину должен доказывать, что не зря они ходили целое лето. А уж Трофименко полоснул его таким взглядом, что ясно — не верит и никогда не верил, что они могут найти хоть какое-нибудь завалященькое месторождение… А почему, собственно, он имеет право так думать? Ведь он совсем не смыслит в геологии и никак не может оценить тех данных, которые накопились за многие годы. Просто не верит — и все… А может, все проще — Трофименко обижен, что Георгий не отправил его раньше? Но сам-то он об этом не просил. Говорил Гоголев, но ведь в спешке, когда Егорычев и Ситников уже готовы были ехать в Дьяково. А мог бы Трофименко и сам заранее сказать, знал же, что намечается поездка в Дьяково. Наверно, подумал, что отправятся все, вот и дождался… А кто ему велел за других думать?

Молчание становилось почти уже неприличным, и Георгий, закурив, поднялся:

— Ну ладно, давайте спать.

Брагин в замешательстве взглянул на него.

— Так, это самое, Георгий Алексеевич… допить бы надо… А может, ты сам выпьешь? — спохватился он, глядя на Трофименко.

Тот молча повел головой и отвернулся к стене.

— Пей сам, — сказал Георгий, разбирая постель.

Брагин шумно вздохнул и стыдливо выпил.

Едва погасили свет, как Брагин захрапел — мощно, басовито, только что не взревывая. Георгий не выдержал, встал и довольно грубо толкнул его в бок. Брагин затих на секунду — и выдал такое замысловатое коленце, что, кажется, и в палате стало тесно.

— Бесполезно, — спокойно сказал из темноты Трофименко. — Мы уже все пробовали. Трезвый спит как младенец, а чуть выпьет — и начинается… фиоритурное катание.

Георгий взял с соседней постели подушку, положил на голову и снова подумал, что зря не остался у Ларисы. И чего, спрашивается, боялся? Пожалел, что ли? Не в этом же дело… Она тут все равно вряд ли задержится надолго, да ведь и взрослый же человек. Ладно, спать…

Проснулся от привычной боли в желудке, не сразу понял, где он, но храп Брагина тут же заставил все вспомнить. Было без десяти четыре. Он полежал с минуту, пытаясь сообразить, удастся ли поспать еще, и, решив, что не удастся, встал, оделся, на ощупь пробрался к постели Брагина, где, как он помнил, стоял графин с водой, попил прямо из горлышка и, сев на постели, закурил. Надо было решать, что делать дальше.

Отсутствие Синькова ставило его в положение почти безвыходное. Будь он здесь, Георгию удалось бы уговорить его. Синьков, конечно, поломался бы, покуражился, но продукты отпустил бы. Был — теоретически — еще один выход: закупить продукты в магазине за наличные, деньги можно найти, у той же Ларисы наверняка на книжке тысчонки две есть, даст без звука. Но Георгий знал, что в дьяковском магазине ничего нет, кроме запыленных банок с борщами и конфитюрами. Дьяковцы с незапамятных времен занимались охотой и рыболовством и пропитанием обеспечивали себя сами. Продукты были только на складе потребкооперации, их завозили сюда для снабжения геологических партий и двух близлежащих леспромхозов. И если бы хоть знать, когда Синьков явится… Завтра, конечно, нет — охотиться он любил с размахом. Да и компания у него наверняка гулевая, застрянут где-нибудь, и дай-то бог, если явятся в среду. Прогулов Синькову никто не запишет, сам себе начальник…

Георгий закурил еще одну сигарету и стал думать.

4

Касситерит отнюдь не был мечтой его жизни. У него была другая страсть — золото. И возникла она банальнейшим образом — из книг. Джек Лондон, от корки до корки прочитанный в детстве. Георгий никому не говорил об этом — как-то несолидно. Поступая в геологоразведочный, он уже знал, что будет искать золото — и только золото.

Первое недоразумение случилось с выбором темы дипломного проекта. Тем было двадцать восемь — ровнехонько по числу студентов в группе, в том числе четыре и по золоту. Распределение начиналось с лучших студентов, Георгий был по успеваемости третьим, так что золото наверняка досталось бы ему, не случись в тот день такого бурана, что остановилось в городе все движение. Добрался он до института только в двенадцатом часу, к шапочному разбору. Золота уже не было. Да и ничего больше не было, кроме касситерита. Наверно, еще можно было что-то поправить, поговори он толком с инспектором курса. Но Георгий, взбешенный явной несправедливостью, промерзший во время двухчасового пешего путешествия, наговорил инспектору черт знает каких грубостей, и тот категорически заявил, что перераспределений тем не будет, и так запоздали, буран бураном, но до половины одиннадцатого ждали всех, и почему-то только вы, молодой человек, не смогли прибыть вовремя. На слова Георгия, что живет он у черта на куличках и шел пешком чуть ли не через весь город, инспектор окончательно разозлился: «Что же, из-за вас одного прикажете все снова начинать?» Тут бы повернуться Георгию и молчком уйти, а потом спокойно поговорить, заручиться поддержкой на кафедре, дойти, наконец, до декана, но он махнул рукой, самоуверенно подумав: «Черт