Коллекционер стеклянных глаз - Фиона Э. Хиггинс

Отец кинулся к нему, чтобы отнять стеклянный ящик с бабочкой. Я пытался остановить его, и в этот момент ящик упал и разбился. Осколки стекла разодрали на мелкие частички многоцветные крылья огромной бабочки, которую отец с такой гордостью показывал мне всего несколько дней назад, и они осыпались на ковер, как горстка пепла.

Вечером, когда захватчики ушли и дом опустел, я нашел отца в разоренном питомнике бабочек. Он стоял там, вперив взгляд в пространство.

— Это Трупин во всем виноват! — воскликнул я ожесточенно. — Надо подать на него в суд за шантаж и обман. Надо добиться справедливости!

— Он получил, что хотел, и его наверняка уже нет в Городе, — ответил отец. Он повернулся ко мне, и я ужаснулся тому, какой он бледный, как будто все жизненные силы были выкачаны из него. — Возможно, газеты и правы, — добавил он. — Возможно, я заслужил это.

— Такого никто не заслуживает, — с горячностью возразил я. — И кто такой этот Гулливер Трупин, чтобы судить тебя? — Я сжал кулаки — Клянусь, если я найду его…

Отец покачал головой:

— Насилие не поможет восстановить справедливость. — Он оперся рукой о стену, словно желал сохранить внутреннее равновесие — Лучшая месть — не отвечать злом на зло.

— То есть как это?! — чуть ли не закричал я на него, еле сдерживаясь. — Ты хочешь сказать, что Трупину это так и сойдет с рук?

Неожиданно отец простонал, схватился за грудь и упал. Я бросился на каменный пол рядом с ним и положил его голову себе на колени. Глаза его были широко раскрыты и неподвижны, тело застыло, он дышал хрипло и неровно.

— Гектор, — выдавил он, — я всегда боялся, что мой секрет когда-нибудь выплывет на свет. Но я не думал, что это будет так ужасно. Я безмерно виноват в том, что случилось.

Я помотал головой, сдерживая слезы, и сказал, что это не имеет значения. Лицо его между тем стало приобретать зеленоватый оттенок губы посинели. Он нащупал мою руку и притянул меня к себе, чтобы я услышал то, что он хотел сказать.

— Для меня все кончено, — прошептал он, — но у тебя вся жизнь впереди. Будь осторожен. Я понимаю, ты сейчас разгневан, но запомни: с волками жить — по-волчьи выть. Ты этого хочешь?

— Я только хочу справедливости, — ответил я, заплакав.

Отец улыбнулся мне:

— Я уверен, ты найдешь правильное решение — его лицо исказилось, он судорожно сжал мою руку. Затем глубоко вздохнул, пальцы его разжались, и я понял, что он мертв.

В полумраке питомника я так сильно сдавил в кулаке черный кокон на шее, что костяшки моих пальцев побелели

— Правильное решение — это месть, а не справедливость, — прошептал я.

Salve[3],

Твой друг

Гектор

На похоронах Огастеса Фитцбодли не было никого, кроме Гектора. Приходской священник, морщась из-за дождя, наскоро прочитал отрывок из Библии и поспешил укрыться под сводами церкви. Скромная служба соответствовала ничтожной сумме, полученной за нее. Единственный могильщик, непрерывно бормоча что-то себе под нос, никак не мог столкнуть гроб, пока Гектор, оцепенело взиравший на это, не пришел на помощь. Дешевый деревянный гроб со щелями на стыках едва поместился в могиле. Глубина ее составляла более трех футов, но, поскольку у Гектора не было денег, чтобы заплатить за отдельную могилу, отца положили поверх другого покойника. Гектор ушел под стук комьев земли о крышку гроба, угнетенный тем, что похоронил отца как нищего. Он дал себе слово перезахоронить его, как только представится возможность.

Гектор не имел представления, куда направляется, — в данный момент ему было, в общем-то, все равно. Он проходил мимо джинопроводных кранов и пивных, гадая, не принадлежали ли они его отцу. Улицы носили безрадостные названия: Кандальный проход, Скорбный переулок, Козлиный переулок. В скором времени ему предстояло близко познакомиться с ними. В полутьме между домами мельтешили какие-то тени. Но Гектора ничто не трогало и не возбуждало; ему казалось, что он уже наполовину умер, и было страшно.

Перед этим он в последний раз прошелся по широким, ярко освещенным улицам и ухоженным скверам Северной стороны. Оставив позади ряды блестящих карет, выстроившихся около театров и ресторанов, где совсем недавно каждый вечер подавали вина Фитцбодли, он опять перешел реку по мосту.

Отец умер и лежал на кладбище, и ничего, кроме отупения и разочарования во всем, Гектор не ощущал. Он не слышал раздававшихся вокруг криков о помощи, не чувствовал пальцев, цеплявшихся за его куртку. Даже когда какой-то бродяга с безумным взглядом перегородил ему дорогу, уперев руки в боки, Гектор не обратил на него внимания. Бродяга, увидев отчаяние, застывшее в глазах мальчика, убрал руки и оставил его в покое. В конце концов Гектор обессиленно опустился на ступеньки у входа в один из обшарпанных и почерневших от копоти домов и обхватил голову руками. Последние силы покинули его. Он так глубоко погрузился в свои переживания, что не слышал, как дверь позади него открылась. Однако он не мог не почувствовать, как чьи-то костлявые руки обхватили его и буквально втащили в дом. Дверь захлопнулась с гулким стуком, и все погрузилось во тьму.

— Ах, великодушный Господь послал нам еще одно чадо! — прозвучал надтреснутый голос где-то у него за ухом, — Не волнуйся, дорогуша, мы за тобой здесь присмотрим. Тебя выкинули прямо в холод и грязь?

Гектору кое-как удалось высвободиться из удивительно цепких женских объятий (он предполагал, что это женщина, хотя по голосу определить было трудно) и повернуться, чтобы взглянуть на похитительницу. Впоследствии он убедился, что окружавший их полумрак — наиболее выгодное для нее освещение, а пока что смог разглядеть лишь маленькую высохшую фигурку женских очертаний.

— Меня зовут миссис Фитч, — произнесла она. — Я соображаю, что значит очутиться на нечестивых улочках Урбс-Умиды. И я соображаю, как тебе плохо. Но Всевышний… — тут она быстро перекрестилась, — Всевышний спас меня от меня самой престранным способом — трагическим происшествием. Я почти уже совершила ужасное преступление, но Он указал мне путь и позволил искупить грех. Не полагай, что это было легко, о нет, меня испытывают непрерывно. И Там Наверху, — она подняла глаза к небесам, но несколько позже выяснилось, что она имела в виду чердак, — мое самое тяжкое испытание. Бедный Нед Там Наверху выбрался из одной трагедии, чтобы тут же угодить в другую. Застрял навечно в бесполезном теле.

— А где я? — спросил Гектор, когда миссис Фитч на миг замолкла, чтобы восстановить дребезжащее дыхание.

— Как «где»? Ты в лучшем месте, какое только может быть: в Приюте Лотти Фитч для Подкинутых Младенцев и Выкинутых Мальчишек.