Адские конструкции - Филип Рив

Сбежала вниз по лестнице. В кухне никого. За окном на веревке сушатся белоснежные мамины сорочки. Мама как-то уж слишком переживает по поводу собственной одежды. Носит только мужское (благо заходи и бери, что приглянется, в бесхозных магазинах Заполярной аркады) и лезет из кожи вон, лишь бы все у нее было стираное, глаженое, и не дай бог прохудится или моль попортит. Будто опрятная одежда заставит людей не замечать ужасный шрам, рассекающий пополам ее лицо. Это еще одно свидетельство того, какая мама несчастная, подумала Рен, достала кувшин с холодным молоком, налила себе в стакан и размазала мед по оставшейся с вечера овсяной лепешке. Ну, хорошо, а каково приходится Рен, имея такую не похожую ни на кого мамашу? Вон отец Тилди, старый мистер Смью… Никому не кажется странным, что в нем росту меньше метра, ведь он свой, из Анкориджа, к нему привыкли. С мамой же все иначе. Ни с кем не дружит, оттого ее уродство и бросается в глаза людям. Как была чужачкой, так и осталась, из-за нее и дочь тоже иногда чувствует себя здесь посторонней.

Может, потому ее так тянуло сейчас к Пропащим Мальчишкам. И Гаргл, наверное, ощутил в девочке общее для обоих состояние неприкаянности и решил ей довериться.

На ходу жуя лепешку, Рен вышла во двор, стараясь держаться подальше от белых сорочек, чтоб не запачкать медом. Отец ставил одно за другим поленья на отпиленный от толстого дерева большой кусок ствола и топором раскалывал их на две половинки. Его голову покрывала старая соломенная шляпа, поскольку с возрастом волосы у него заметно поредели и лысина подгорала на солнце. Увидев Рен, он сразу перестал махать топором и сел на обрубок дерева, держась рукой за грудь. Рен поняла, что у отца снова разболелась старая рана; появление дочери дало ему предлог сделать перерыв в работе.

— Ну, проснулась наконец? — только и спросил он.

— Нет, это я во сне хожу, не видишь?

Рен носком ботинка отбросила с дороги пару щепок, подсела к отцу, поцеловала его в щеку и положила голову ему на плечо. Она слушала, как жужжат пчелы над ульями в углу двора, и размышляла, как бы завязать разговор о Жестяной Книге Анкориджа, не раскрывая своего истинного интереса. Но вместо этого вдруг решила задать совсем другой вопрос.

— Па, а помнишь тех Пропащих Мальчишек? Отец замялся, как всегда бывало, когда речь между ними заходила о делах давно минувших дней, и принялся поигрывать широким золотым браслетом у себя на запястье — обручальным браслетом с гравировкой из его с мамой инициалов, сплетенных вместе.

— Пропащих Мальчишек… — повторил он. — Уж их-то я вряд ли когда-нибудь забуду…

— А вот интересно, — продолжала Рен, — они в самом деле такие плохие?

— Ну, ты же знаешь Коула. Что ж он, плохой?

— Неплохой, но немного странный.

— Пусть странный, зато человек хороший. Когда тебе понадобится помощь, можешь смело к нему обращаться. Если хочешь знать, именно благодаря Коулу нам удалось добраться до этого места. Если бы он не сбежал из Гримсби вместе с картой Снори Ульвеюссона…

— Да знаю я, знаю… — перебила Рен. — Но я спрашиваю про тех, что в Гримсби. Вот они-то, наверное, действительно плохие…

Том покачал головой:

— Главный у них, Дядюшка, самый настоящий злодей. Он заставляет их заниматься гадкими делами. Но мне кажется, в большинстве Пропащих Мальчишек есть и плохое и хорошее, так же, как во всех остальных людях. Помню, там был парнишка по имени Гаргл. Это он спас Коула, когда Дядюшка собирался его убить, а через него и карту для нас тоже он передал.

— Значит, Гаргл такой же хороший, как Коул?

— Пожалуй, да в определенном смысле.

— А ты видел его? Сколько ему тогда было лет?

— Да совсем маленький, — ответил отец, заметно взволнованный воспоминаниями о жутком, хоть и недолгом, времени, проведенном в логове Пропащих Мальчишек. — Лет девять-десять. Может, даже меньше.

Если Гарглу было только девять, когда с ним познакомился папа, значит, сейчас ему не больше двадцати пяти, то есть не настолько уж старше ее самой, с удовлетворением подсчитала Рен. И ведь уже тогда совершил благое дело — помог спасти Анкоридж.

— А тебе зачем вдруг понадобилось это знать? — спросил папа.

— Так просто, — постаралась ответить Рен как можно равнодушнее.

Ей впервые приходилось врать отцу, которого любила, как никого на всем белом свете. Он всегда обращался с ней, как с другом, а не просто как с ребенком, и еще не было случая, чтобы Рен скрыла от отца правду. Ей нестерпимо захотелось рассказать ему о происшествии на северном берегу острова и услышать совет, как ей поступить. Но нет, нельзя этого делать, таким образом она предала бы Гаргла.

Том продолжал вопросительно смотреть на нее, и Рен поспешно добавила:

— Не знаю, взбрело в голову ни с того ни с сего, стала думать о них, вот и все.

— Потому что они Пропащие? Или потому что Мальчишки?

— А вот это секрет! — поддразнила Рен, сунула в рот последний кусок лепешки с медом и чмокнула отца в щеку липкими губами. — Ладно, пойду к Тилди. Пока!

Она вышла со двора через калитку и зашагала по Сириус-корт, а солнце золотом горело на ее волосах. Том стоял и с гордостью смотрел вслед дочке, любуясь ее высокой, стройной фигурой, пока она не свернула за угол. В который раз, после всех прошедших лет, он изумлялся, как это ему и Эстер удалось создать нового человека, самостоятельную личность.

Укрывшись в тени под поленницей, радиоуправляемый краб-кам фокусировал на Томе свой объектив. Подрагивающее изображение его лица светилось на круглом голубом экране где-то в укромном месте на одном из островков посреди озера.

— Чуть не проболталась! — воскликнул мальчик по прозвищу Селедка. — Теперь он догадается!

Гаргл похлопал его по плечу:

— Не беспокойся. Нэтсуорти так же слеп, как и все сухопутники. Ничего не заподозрит.

* * *

Рен быстро добралась до дома Тилди, но заходить в калитку не стала. Все семейство Смью, без сомнения, с утра в полном составе отправилось в свой сад собирать яблоки. Рен знала, потому что накануне сама обещала прийти и помочь. Но ведь в тот момент она даже предположить не могла, что у нее появится более важное дело.

В одно мгновение проскочила через Заполярную аркаду, не забыв посмотреться, как в зеркало, в запыленные витрины заброшенных магазинов, потом бегом по проспекту Расмуссена и, наконец, взлетела вверх по трапу, ведущему к Зимнему дворцу. Огромные двери парадного входа летом не закрывались. Рен, не сбавляя хода, вбежала внутрь и позвала:

— Мисс Фрейя!

Но в ответ прозвучало лишь эхо ее собственного голоса, отразившееся от высоченного потолка. Она снова вышла наружу, обогнула дворец по ведущей вдоль стены дорожке, посыпанной гравием, и тут же увидела мисс Фрейю, которая у себя в огороде срывала стручки фасоли и складывала их в корзину.