Киллер из Лиги справедливости - Алексей Макеев

– У вас нет спичек?

– Извините, не курю. – Гуров поднялся, собираясь уходить, но вдруг остановился посредине комнаты и обратился к Зеленскому: – Кстати, Андрей Павлович, имя и фамилия Виктора Церепко вам ни о чем не говорит?

– Нет, – ответил тот и выплюнул окурок на пол. – А кто это?

– Банкир. Возможно, вы имели с ним какие-то общие дела. Или с его банком…

– Я никогда не имел дел с российскими банками, – презрительно поморщился директор фабрики. – Мне всегда казалось это слишком ненадежным. А фамилию, которую вы назвали, я никогда прежде не слышал.

– А фамилию Столяров? Геннадий Столяров.

– Тоже не слышал, – отрицательно покачал головой Зеленский. – Еще один банкир?

– Нет. – Гуров протянул руку для пожатия, но хозяин дома никак не отреагировал на этот жест. Скорее всего он его просто и не заметил. Все внимание Зеленского вновь сосредоточилось на бутылке. – А номер моего телефона вы все же не выкидывайте, Андрей Павлович, – добавил сыщик. – Любая информация может оказаться полезной в расследовании.

Понимая, что до выхода его провожать никто не собирается, он развернулся и вышел из комнаты.

Мне не нравится этот долгий и пристальный взгляд. Он не предвещает ничего хорошего. Знаю по предыдущему опыту наших встреч. У сидящего напротив человека – два состояния. Либо он доволен и тогда может часами заливаться, как курский соловей, на любую, даже самую отвлеченную тему. Либо он не в духе и старается показать это длинными, ничем не оправданными театральными паузами, полными напряженного драматизма.

Урод! Ну и черт с ним! Пусть говорит и делает что хочет. Сделанного уже не вернешь. С того света не возвращаются.

– Ответь мне на один вопрос. – Он неторопливо распечатывает пачку жвачки. – Всего лишь на один. Хорошо?

Я коротко киваю в ответ. Вполне стандартное для него начало.

– Я не буду учинять длинных допросов или читать тебе лекции… Это ни к чему. Верно? Мы оба уже взрослые люди. Но не задать один-единственный вопрос я не могу. Не имею права. Он просто напрашивается сам собой. Извини… Один? Хорошо?

Я снова киваю. Он выдерживает паузу. Отправляет в рот тонкую пластинку жевательной резинки – он любит, чтобы изо рта приятно пахло, и старательно следит за этим, – и спрашивает:

– Какого хрена?

Мне нечего ответить, и я предпочитаю сохранять молчание. Тем более когда вопрос поставлен в такой грубой форме. Если он хочет нормального человеческого общения, то пусть выражается прилично. Терпеть не могу быдла.

Он понимает свою оплошность и согласно кивает головой:

– Хорошо. Я перефразирую… Зачем? ЗАЧЕМ это нужно было делать?

– Она заслужила. И ты прекрасно об этом знаешь.

– Знаю. – Он коротко оглядывается через плечо и понижает голос до шепота, хотя рядом с нами никого нет. Даже соседние скамейки опустели, едва из тоннеля вынырнул «нос» электрички. Многочисленные пользователи метрополитена дружной толпой двинулись на посадку. Все, кроме нас двоих. – И полностью с тобой согласен. Зеленскую необходимо было ликвидировать. И мы обязательно сделали бы это, но не сейчас, а чуть позже. Всему свое время. Пойми! Я контролирую ситуацию. И самое главное… Ее ликвидация должна была пройти иным способом. В нее нельзя было стрелять из снайперской винтовки. Ни в коем случае.

– Почему?

Я знаю ответ на этот вопрос. Слабоумием я, слава богу, не страдаю. И даже прекрасно понимаю всю логику выдвигаемых им претензий. Понимаю, что он прав. На все сто процентов. «Косяк» на мне. И, может быть, даже «косяк» фатальный, способный создать необратимые для всех нас последствия… Но молчать тоже было бы глупо. Нужно как-то оправдываться, «прикинуться шлангом» и попытаться «разрулить» ситуацию. Я прекрасно осознаю тот факт, что в случае крайней необходимости для него не составит труда пустить меня в расход. Он уже делал это прежде. И совесть его не мучает. Для него это так же просто, как жевать резинку. Он всегда знает что делает.

– Ты сейчас издеваешься? – Он с явной неохотой поворачивает голову в мою сторону. – Зеленская – биатлонистка, человек, имеющий самое непосредственное отношение к стрелковому оружию. И такого человека убивают из снайперской винтовки. Ты думаешь, легавые – совсем дураки, не сумеют сложить два плюс два? Сумеют. Поверь мне, сумеют. А ведь нам до сих пор удавалось все делать так, чтобы у них не было в этом деле ни единой зацепки.

– Эта зацепка слишком слабая. На ней нельзя ничего построить.

– Да ну! – Он не пытается скрыть язвительных интонаций. – С чего такая уверенность? Знаешь, в чем моя сила?

Вопрос риторический, не требующий ответа. Я знаю, что он сам ответит на него через пару секунд. Так и происходит.

– Я никогда никого не считаю глупее себя. Поэтому в отличие от многих других я до сих пор жив и нахожусь на свободе. А те, кто игнорирует это правило…

– Все ясно. – Я отваживаюсь на то, чтобы не дать ему раздухариться. В противном случае встреча рискует затянуться надолго. – Но изменить-то я уже ничего не могу. Давай будем откровенны друг с другом, не станем ходить вокруг да около. Только по существу… Я не жалею о содеянном. Зеленская получила свое. И неважно, кто и как это сделал. Уже неважно… Вопрос в том, что дальше? Есть какие-то конкретные пожелания?

На некоторое время он вновь погружается в молчание. С разных сторон на станцию снова начинает стягиваться народ. Скамейку слева от нас занимают две пожилые дамы с набитыми продуктами сумками. Скамейка справа пока пустует.

– Я постараюсь разобраться с этим, – продолжает он. – Пока еще не знаю как, но постараюсь. Как много известно Сергею?

– Он считает, что приказ исходил от тебя.

– Твою мать! – невольно срывается с его уст. – То есть ты творишь что хочешь? Я правильно понимаю? Выстрел по биатлонистке из снайперской винтовки, человек из управления уголовного розыска в зале ресторана, дезинформация подельника… Что еще в этом списке?

– Больше ничего. И я даю слово, что подобного больше не повторится. Никаких действий за твоей спиной.

– Надеюсь на это. – Мне кажется, что на долю секунды в его глазах метнулись искры. – Я не стану работать с человеком, который действует на свой страх и риск. Я предупреждал тебя об этом с самого начала.

– Да. Я помню.

– Так вот, к такой схеме давай и вернемся. Ты – исполнитель, я – заказчик. Никакой самодеятельности! Никаких действий без моего ведома.

– Договорились. Расходимся? Или есть что-то еще?

Он вздыхает. Такое с ним случается нечасто. Проявление эмоций, как правило, ему чуждо. Любых эмоций. Но сегодня… Сегодня мне, кажется, удалось выбить его из привычного равновесия. Пусть и ненадолго, но удалось.