Алька. Огонёк - Алек Владимирович Рейн

сорок пять градусов, и биты игроков. Для биты годилась любая доска длиной сантиметров сорок, главное сузить её на конце, чтобы удобно держаться. Для игры на асфальте рисовался мелом квадрат – база или кон, чижик клали в центр, разыгрывающий игрок бил по оструганному по угол краю бруска, брусок взлетал в воздух, и игрок, располагая плоскость доски параллельно земле, бил по чижику, подбрасывая его вверх столько раз, сколько сможет, а затем с силой отбивал его вбок. Как можно дальше от кона, базы. Дальше играющие поочерёдно пытаются возвратить чижик на место, у каждого одна попытка. Игрок должен был также, как и разыгрывающий, поднять чижика в воздух и затем одним ударом вернуть его в базу, если это не удавалось, это делал следующий игрок, и так по кругу, пока не доходило до разыгрывающего. Разыгрывающий имел фору, количество его попыток было равно числу подбрасываний чижика, какое ему удалось получить при розыгрыше. Играли в салки, прятки.

Костяк нашей команды составляли четыре пацана – Славка, Лёшка, Витька и я. Когда собирались заняться футболом или хоккеем к нам вливались ребята из класса, или мы примыкали к чьей-то игре. Обычно я заходил за Славкой, и мы вдвоём шли за Финтрусами, Лёшку и Витьку в классе с лёгкой Славкиной руки звали Финтрусами или Финтами за тягу чего-то намутить или нафинтить. Жили они недалеко от школы в отдельно стоящем деревянном доме, располагавшемся на небольшом приусадебном участке с парой яблонек и несколькими грядками с зеленью. Клочок их земли был огорожен забором из штакетника высотой в человеческий рост, в котором была калитка, запирающаяся на какой-то хитрый запорчик изнутри. Помню осенью, в мой первый визит с нами произошла такая история. Мы подошли к калитке и стали звать Лёшку и Витьку, но отклика не было, тогда Славка сказал: «Никогда до них не докричишься, с ними постоянно так, полезли», – он забрался на забор, спрыгнул вниз и пошёл по направлению к дому. Я повторил его действия и в небольшом отдалении последовал за ним. Когда он был практически на пороге, из дверей дома выскочила высокая, плотная, но подвижная женщина и начала хлестать Славку какими-то мокрыми тряпками, где ни попадя. Славик повернулся и стал, как заяц, хаотично метаться по участку, но она просчитывала его перемещения и постоянно доставала своим тряпьём. Видя такие дела, я добежал в три прыжка до забора, перемахнул через него и стал оттуда наблюдать за происходящим. Славка поменял тактику и начал накручивать круги вокруг дома, здесь его истязательница уступила, перестала справляться с предложенным темпом, оторвавшись от неё на приличное расстояние, Славка кинулся к забору и, перелетев через него, остановился, глядя на меня с растерянным видом. Женщина, потрясая пучком коричневых тряпок в руке, запыхавшаяся, но полная готовности покарать злодеев, подбежала к забору, набрала воздуха в лёгкие, глянула на Славку и сложилась пополам от хохота. Она смеялась так, что у неё не было сил стоять на ногах, ухватившись за забор, сквозь смех она еле выдавила: «Славик, а я тебя не признала», – отхохотавшись, она открыла калитку, обняла Славку за плечи, сказала: «Пошли, извините, ребята, к нам третий день шпана какая-то лазит за яблоками, больше грядок натопчут, чем яблок нарвут, вот я и обозналась, – глянула на пучок тряпок, которые держала в руке: Ну вот, придётся заново чулки стирать, вы пока идите яблочек нарвите, я сейчас ребят позову», – больше мы через забор к ним не лазили, кричали, свистели, но из-за ограды.

В шестидесятых годах начали прятать в трубу речку, протекающую рядом с заводом «Калибр», для чего на пустырь между Калибровской улицей и улицей Годовикова привезли и складировали железобетонные трубы и кольца большого диаметра, метра два или три, и мы стали ходить туда играть в салки на трубах. Занятие это было весьма непростое и довольно рискованное, иногда расстояния между трубами были такими, что, недопрыгнув, можно было изрядно приложиться о трубу или соскользнуть и изрядно ушибиться при падении. И недопрыгивали, и соскальзывали, и горько плакали от боли и обиды проигрыша, но всё равно приходили и с азартом носились, перескакивая с трубы на трубу. Трубы эти зачем-то охраняли, была построена маленькая будочка, в которой сидел сторож. Он поначалу пытался нас гонять, но, поняв всю безнадёжность своих действий, прекратил свои потуги по наведению порядка на вверенном ему объекте.

Года через три речку упрятали под землю, усадебка, в которой жили Корзухины, пошла под снос, а их переселили в одну из построенных неподалёку хрущоб – панельный четырёхэтажный дом. Им на четверых выделили двухкомнатную малогабаритную квартирку с совмещённым санузлом. Один раз, возвращаясь вчетвером с прогулки, мы решили подшутить над матерью Лёхи и Витька. Поднялись к ним на этаж, взяли Лёшку на руки, Славка, как самый здоровый, тащил один, взяв его за ноги, а мы с Витьком держали руки и голову. Позвонили, когда мать открыла дверь, внесли его вперёд ногами в узкий коридорчик и, держа на руках, стали объяснять, что ничего страшного, он просто ударился, когда упал, но сейчас придёт в себя. Лёха лежал безмолвный, трагично закинув голову. Мать их обмерла, побледнела, прислонилась к стене, держась одной рукой за горло и ничего не спрашивая у нас, только глядела на Лёшку. Тут он начал ржать, а мы за ним – шутка ведь удалась, но смеяться долго нам не пришлось, её лицо исказила такая гримаса гнева, что мы, недолго размышляя, просто разжали руки, уронив Лёшку на пол, и галопом ломанулись вниз по лестнице. Славке повезло меньше, ему надо было как-то перебраться через распластавшегося на полу Лёшку, пока он продирался к выходу, ему неплохо прилетело по спине и затылку, а уж Лёха собрал всё, что не досталось нам, мы слышали его вопли, заворачивая за угол дома. Наутро в школе братья гордо показывали синяки на спинах и руках.

В том микрорайоне, где проживали финты, мы познакомились со многими пацанами, играли вместе в футбол или во что-нибудь, иногда любили пошкодить, и, бывало, наши шкоды носили довольно жестокий характер. Помнится, заиграв футбольный мяч до такой степени, что на покрышке половина швов разлезлась, мы думали, как его можно ещё использовать, и один из наших новых приятелей, Витька Медведев, предложил вытащить из него камеру и набить кирпичами. Идею приняли, выдернули камеру, напихали битого кирпича, вынесли и положили на дорогу, сами картинно расположились неподалёку на площадке, изображая игроков в футбол, и стали ждать. Через пяток минут подъезжает «Москвич», останавливается