Физиология брака - Оноре де Бальзак

Разве перечисленные нами свойства, выбранные наугад из тысячи других, присущи тем созданиям, чьи руки черны, как у обезьян, а дубленые щеки напоминают пергаменты старинного парижского парламента; тем, чье лицо выжжено солнцем, а шея морщиниста, как у индюка; тем, кто носит лохмотья, чей голос хрипл, ум ничтожен, запах невыносим; тем, кто мечтает лишь о куске хлеба, кто проводит дни, горбатя спину, мотыжа, бороня, вороша сено, подбирая колоски, убирая хлеб, замешивая тесто, трепля пеньку; тем, кто живет в норах, едва прикрытых соломой, вперемешку со скотом, детьми и мужчинами; тем, наконец, кому не важно, откуда берутся дети? Единственное призвание этих существ — нарожать как можно больше сыновей и дочерей, обреченных влачить жизнь в нищете; что же до любви, то она для них если и не труд, подобный полевым работам, то всегда — предмет торга.

Увы! если на свете есть лавочницы, проводящие дни между свечкой и сахарной головкой, фермерши, которые доят коров, страдалицы, которые трудятся на фабриках или, словно вьючные животные, бредут по дорогам с корзинами за спиной, мотыгами и лотками на плече, если, к несчастью, есть на свете целая толпа пошлых созданий, для которых жизнь души, блага образования, восхитительные сердечные бури — недостижимый рай, то сочинитель физиологии не может не отнести их всех к разряду орангутангов, пусть даже природа даровала им плечевой отросток лопатки и тридцать два позвонка! Мы пишем эту книгу лишь для людей праздных, для тех, у кого есть время и желание любить, для богачей, приобретших в свою собственность пылкие страсти, для мечтателей, монопольно владеющих химерами. Да будет проклято все, что не животворится мыслью! Крикнем «рака[46]!» и даже ракалия, всем, кто не горяч, не юн, не красив и не страстен. Таким образом мы выскажем вслух тайные чувства филантропов, умеющих читать и ездящих в карете. Разумеется, сборщик налогов, чиновник, законодатель и священник видят в наших девяти миллионах отверженных женского пола налогоплательщиц, подданных и паству, однако человек чувствительный, философ из будуара, хоть и не прочь отведать крупитчатую булочку, испеченную этими созданиями, не включит их, как мы уже сказали, в разряд Женщин. Женщинами такой философ почитает лишь те существа, что способны внушить любовь; достойными внимания — лишь те существа, которым особое воспитание сообщило священную власть — власть мысли и в которых праздная жизнь изострила воображение; наконец, подлинно живыми — лишь те существа, чья душа алчет в любви наслаждений не только физических, но и духовных.

Заметим, однако, что девять миллионов парий женского пола то и дело производят на свет крестьяночек, которые, по странной случайности, вырастают прекрасны, как ангелы; красотки эти поселяются в Париже и других больших городах, где иные из них в конце концов превращаются в светских дам; впрочем, на две-три тысячи этих избранниц приходятся сотни тысяч других, чей удел — быть служанками либо предаваться мерзостному разврату. Все же мы включим деревенских маркиз де Помпадур в число женской половины общества.

Наш первый подсчет исходит из данных статистики, согласно которым Францию населяют восемнадцать миллионов бедняков, десять миллионов людей обеспеченных и два миллиона богачей.

Итак, во Франции найдется всего шесть миллионов женщин, на которых мужчины, умеющие чувствовать, обращают, обращали и будут обращать внимание.

Взглянем на эту элиту общества глазами философа. Мы вправе с большой долей вероятности предположить, что супруги, прожившие бок о бок два десятка лет, могут спать спокойно, не опасаясь, что их семейный покой нарушат преступная страсть и постыдное обвинение в прелюбодеянии. Поэтому из шести миллионов женщин следует вычесть примерно два миллиона дам, которые в высшей степени любезны, ибо успели к сорока годам узнать, что такое свет, но не способны взволновать ничье сердце и, следовательно, не подлежат нашему рассмотрению. Поскольку, несмотря на всю свою любезность, эти дамы имеют несчастье не привлекать ничьего внимания, ими овладевает скука; они посвящают себя религии, кошечкам и собачкам и не оскорбляют своими прихотями никого, кроме Господа.

Согласно подсчетам Бюро долгот[47], мы обязаны вычесть из общего числа женщин два миллиона чертовски хорошеньких маленьких девочек; постигая азы жизни, они в невинности своей играют с мальчишками, не подозревая, что юные «суплуги»[48], вызывающие сегодня их смех, завтра заставят их проливать слезы.

В результате всех предыдущих вычетов мы получаем цифру в два миллиона; какой рассудительный читатель не согласится, что на это число женщин приходится никак не меньше сотни тысяч бедняжек, обремененных горбом, некрасивых, чахоточных, рахитичных, больных, слепых, хромых, небогатых, хотя и превосходно воспитанных, и по всем этим причинам остающихся в девицах, а вследствие этого ничем не оскорбляющих священные законы брака?

А разве станет кто-нибудь спорить с нами, если мы скажем, что еще сто тысяч девиц поступают в общину святой Камиллы[49], делаются монахинями, сестрами милосердия, гувернантками, компаньонками и проч.? К этому священному воинству мы приплюсуем тех юных особ, что уже слишком великовозрастны, чтобы играть с мальчишками, но еще слишком молоды для того, чтобы украсить головки флёрдоранжем.

Наконец, теперь, когда в горниле нашем осталось полтора миллиона женщин, мы вычтем из этого числа еще пятьсот тысяч; столько, по нашему мнению, живет во Франции дочерей Ваала[50], услаждающих досуг людей не слишком разборчивых. Больше того, не боясь, что содержанки, модистки, продавщицы, галантерейщицы, актрисы, певицы, танцовщицы, фигурантки, служанки-госпожи, горничные и проч. развратятся от подобного соседства, мы зачислим их всех в тот же разряд. Большинство этих особ возбуждают весьма пылкие страсти, но находят неприличным извещать нотариуса, мэра, священника и светских насмешников о дне и часе, когда они отдаются любовнику. Способ действия этих созданий, справедливо осуждаемый любознательным обществом, имеет то преимущество, что избавляет их от каких бы то ни было обязательств перед мужчинами, господином мэром и правосудием. Эти женщины не нарушают никаких публично принесенных клятв, а значит, не подлежат рассмотрению в нашем труде, посвященном исключительно законному браку.