Очень (не) обычная история - Марина Вуд

побежал. Когда поднимешься напиши мне смс, я выйду из кухни.

— Угу, — согласно киваю я мы расходимся в разные стороны.

Я быстро пролетаю комнату охраны и спускаюсь по лестнице.

Здесь на минус первом этаже намного прохладнее чем наверху. Градусов десять не больше. Ну это и понятно погреб все-таки.

Я быстрым шагом подхожу к двери и вижу, что она настежь открыта и подперта кирпичом.

Наверное, ее просто забыли запереть. Виталик сказал, что она всегда должна быть закрыта.

Отодвигаю ногой в сторону кирпич и вхожу внутрь.

Погреб, конечно, впечатляет. Он размером, наверное, как вся моя квартира. Здесь несколько рядов стеллажей с винами и шампанским, а вдоль стены лежат настоящие бочки. На потолке горит лишь одинокая лампочка, так как вино — это тот напиток, который должен находится всегда в темноте. Я разворачиваю бумажку, которую мне сунул в руки су-шеф и пытаюсь прочитать его корявый почерк.

Краем глаза я замечаю мелькнувшую тень в конце погреба.

— Кто здесь? — выжидающе смотрю в темноту и пячусь назад. Я вас видела!

Страшно, аж жуть!

А вдруг это вор? Сейчас как даст по голове. Руки, ноги — отдельно. И на вечную прописку в лес отправит.

— И что, что видела? — отвечает грубый мужской голос и темный силуэт из глубины начинает приобретать очертания человека.

Он медленно приближается ко мне, а я цепенею от страха и не могу с места сдвинуться. Чтобы разглядеть мужчину в этом тусклом свете мне приходится прижмуриться и напрячь и без того не самое лучшее зрение.

— Вы… — облегченно выдыхаю, когда мужчина приближается, и я узнаю его. — Что вы здесь делаете?

Прикладываю руку к груди и чувствую, как бешено колотиться мое сердце. Еще немного и я, наверное, получила бы инфаркт миокарда.

— Тот же вопрос, девочка, — зло хрипит он в ответ. Что ты здесь делаешь?

Громов явно не трезв он стоит, слегка пошатываясь и держит в руках бутылку с вином. Сюда можно входить только работникам кухни и бара.

— Я знаю, — отвечаю и чувствую какой-то дискомфорт внутри от того, что нахожусь рядом с ним наедине. — Меня просто попросили помочь. Мне на кухню надо отнести вино. Вот, — я протягиваю ему бумажку.

— Кто попросил? — спрашивает, как на допросе.

Хотя откуда мне знать, я же в полиции никогда не была.

— Не скажу, — отвечаю и прячу бумажку за спину.

Мне не хочется подставлять Виталика. Хватит того, что Веру неделю отчитывала Валерия Андреевна.

— Я все равно узнаю, — он выставляет руку вперед и протягивает ко мне ладонь, — и если я узнаю это не от тебя, то уволю этого человека без объяснений.

Я несколько минут смотрю в глаза Громову и понимаю, что он не блефует.

— Виталик — су-шеф, — с трудом произношу я и в сторону отворачиваю голову, злясь на саму себя в этот момент.

— Виталик значит, — мужчина тяжело вздыхает и вальяжно разворачивается обратно к стеллажам. — Ладно, — он берет бумажку из моих рук и долго смотрит на нее. Что за каракули? Как это можно разобрать?

Понимая, что Громов смягчился и ничего плохого сейчас не произойдет я подхожу к нему ближе.

— Им вино для соуса надо, — через плечо заглядываю в бумажку, как ворона в костяшку, — он там номер полки написал.

Да, конечно, почерк у Виталика как у врача.

— И что из этого цифра? — показывает пальцем на какие-то загогулины. — Сейчас попробую так найти. Оно явно не самое дорогое.

Пока мы просматриваем стеллажи, я слышу негромкий хлопок, а затем щелчок.

— Что это? — вздрагиваю и машинально жмусь спиной к мужчине в тот момент, когда он нагибается буквой «г».

Он поднимает голову и не разгибаясь смотрит в сторону выхода.

— Дверь захлопнулась, — констатирует Громов и наконец-то выравнивается. Ты что, кирпич убрала? — его интонация моментально меняется и становится похожей на рык. И даже ключ в замке не оставила?

— Не оставила. Убрала. А что, нельзя было? — бегающим взглядом я испугано смотрю то на мужчину, то на дверь по очереди.

— Нет! У-у-у… — издает он протяжный стон. — Здесь доводчик сломан. Черт! — он запускает руку в волосы. Говорил же Лерке, что поменять надо.

Лерке? Это кому, Валерии Андреевной? Видимо у них далеко не рабочие отношения. Мне, конечно, до этого дела никакого нет, но становится почему-то неприятно, и я заставляю себя переключиться на проблему более реальную сейчас.

Мужчина подходит к тяжелой, дубовой двери и несколько раз дергает ее.

— Бесполезно, — заявляет он, — ее разве что танком высадить можно.

— И что теперь будет? Нас же выпустят, да? — с надеждой лепечу я и в ответ получаю многозначительный взгляд.

— Выпустят. Только непонятно когда.

— А вы охране позвоните, пусть они придут, — я цепляюсь хоть за какую-то реальную ниточку.

— Считаешь себя самой умной? Где ты видела связь под землей? — он отставляет бутылку в сторону и прячет руки в карманы серого пальто.

Блин!

— Кто-то же должен сюда зайти. На кухне ведь вино очень надо, — я подхожу к двери и тоже дергаю ее.

Да. Это действительно бесполезно и больше похоже на агонию с моей стороны.

— Если очень надо, то зайдут, — спокойно отвечает мужчина, глядя в мою сторону.

— Егор Владимирович, почему это вы спокойный такой, а? — мой голос срывается практически на крик.

На нервной почве я всегда веду себя слишком импульсивно. Наверное, такая у меня защитная реакция. Сейчас я сама удивляюсь тому, как позволяю себе с ним разговаривать в таком тоне и еще более странно, почему он от этого не злится.