Царь без царства - Всеволод Алферов

Юноша умолк, собираясь с мыслями.

– Пока что это четверо, – подсказал маг.

– У меня был старший друг. Вернее, Чедда назначили мне в товарищи, еще отец. Он из древней и надежной семьи, мы вместе учились верховой езде и бою. Как только я вступил в возраст, то тут же назвал его хлыстом столичной дружины. Глупец, я надеялся получить верные мне мечи. Он упал с лошади и сломал шею через две недели. Даже слуги во дворце сменились: кто уехал, кого поймали на краже… ну, ты понимаешь.

– Теперь ты Царь Царей, а они не опекуны. Всего лишь советники.

– Войска, казны и судов, – закончил Ианад. – Все прочее они тоже прибрали к рукам.

– Их можно снять. Просто выйди к народу. Вот увидишь, как…

– Да кто меня пустит? – всплеснул руками юноша. – Кто? Ты хоть знаешь, чего мне стоил этот разговор? Меня повсюду сопровождают восемь воинов. Четверо валятся в ноги: лучезарный, умоляем вас не идти. А еще четверо – загораживают проход. Лучезарный, режьте, казните, четвертуйте нас, но только мы не пустим!

Воцарилось молчание.

– Если со мной что случится, – уже спокойнее заговорил Ианад, – золотую маску наденут на дядю. Я даже гадал, почему не случилось-то, как они дотянули? Думаю, это потому, что их трое, а такой… поворот… разрушит их понимание напрочь…

Царь Царей вздохнул.

– Ну и вельможи тоже… они бы не проглотили. Ты пойми: все знают, что страной правит эта троица, за меня никто пальцем не шевельнет! К этому все привыкли. Но если один еще и станет царем, это будет через край. На месте советников я бы боялся перегнуть палку.

Самер молчал, не зная, что возразить.

– Не будь это глупо, я решил бы, что меня втягивают в заговор, – проговорил маг.

– А вербует заговорщиков сам Царь Царей, – юноша невесело рассмеялся.

– И ты решил, что можно верить мне?

– Старик… скажем, лестно о тебе отзывался, – Ианад пожал плечами. – Да, это было давно, а люди меняются, но у меня нет выбора. Да будь я проклят, ничего ведь не теряю!

– И что мне мешает отправиться к дядюшке?

– Попробуй, – владыка нехорошо усмехнулся. – Например, Мизрах ненавидит магов еще сильней отца.

Сквозь дождь пробился голос гонга в святилище Ата́мы, бога времени. Ианад скрестил на груди руки.

– Мое время кончается, мне нужно знать определенно. Да или нет?

– Из меня… выйдет плохой союзник, – решился на откровенность Самер. – Мой Дар силен, старик говорил, сильнейший за несколько поколений. Но Дар – еще не все. Высшие чародеи сошлись на маге без сторонников, чтобы не рисковать, а выдающийся Дар – всего лишь повод объяснить свой выбор. Мы в равном положении.

– У Первого-в-Круге развязаны руки, – отрезал Ианад. – Да или нет?

Чтобы потянуть время, Самер пригубил позабытый чай. В наступившей тишине пиала негромко звякнула о чеканный серебряный поднос.

Предложение было жестом отчаяния, а не западней – единственное, в чем маг не сомневался. В остальном же… Подставит он под удар весь Круг или найдет друга в так и так надвигающейся схватке? Насколько способен юноша, в свои-то годы: жизнь потрепала его и кое-чему научила, но выплывет он или потянет за собой на дно всех?

А главное, что это значит для него: не Верховного и не чародея, а Самера из рода Алаев, перевалившего за тридцать, из-за Дара лишенного всего, что он мог унаследовать?

– Ну так что, да или нет? – в третий раз спросил владыка.

На сей раз маг ответил.

– Ндафа? – глухо позвал Верховный. В свете факелов на шторки паланкина легла угловатая тень капитана. – Долго там еще?

– Квартала три-четыре, мудрый.

Самер сжал зубы, не давая стону сорваться с губ. Голова раскалывалась. Мерное покачивание носилок растревожило боль, пульсирующую по ту сторону глазных яблок. Над шпилями обители повисло невидимое, но оттого не менее зловонное облако выплеснутой на город силы – подобно монстру, вздернутому на пики.

Этого-то Самер и боялся.

Он догадывался, что чем ближе к месту преступления, тем хуже будет, в самом же обиталище магов боль грозила стать невыносимой. Но он должен видеть собственными глазами! Сегодня. Несмотря на поздний час. От расследования будет мало проку, если он не поторопится и о происшествии начнут судачить на каждой площади.

Глава обители ждала Верховного на ступенях своей вотчины. Едва Первый-в-Круге ступил наземь, она опустилась на колени и коснулась лбом каменных плит.

– Боги воплотились… – пробубнила чародейка сухим надтреснутым голосом, не то мостовой, не то пыли, но точно не Самеру. Она была седой и согбенной, будто бремя власти склонило ее к земле, и, когда она говорила, казалось, кто-то водит клинком по старому трухлявому дереву.

Маг понимал, что на самом деле это не приветствие и не знак почтения – скорее, покаяние, но виски ныли так, что впору завыть, и Самер не сдержался:

– Простирания ниц вышли из моды, Хора́н. Вместе с ас-Джаркалами, – ну вот, он начал с резкости. Верховный постарался сгладить тон: – Прошу тебя, вставай! Я, может, и стал Первым-в-Круге, но всего две луны назад. Я не привык, что мне кланяются старшие.

Она медленно поднялась, опираясь на протянутые руки.

– Когда мы узнали, что ритуальные убийства совершались здесь, прямо в нашем доме, все были не в себе. Наговорили друг другу глупостей. Я вас понимаю, Первый. Пойдемте же.

По широкой лестнице они вскарабкались в молчании. Лишь когда двери обители сомкнулись за ними, Самер спросил:

– Есть что новое? Что-то, что мне нужно знать?

Хоран посмотрела на него печальными выцветшими глазами.

– Должно быть, нет. Разве что ложа торговцев начала выпытывать, что происходит.

– Это я уже знаю. Очень не вовремя!

– Обитель не страшится торгашей.

– Боюсь, их не интересует, чего мы боимся, а чего нет.

После душной ночи в обители было зябко. Просторные коридоры и проходы пустовали, в нишах скрывались статуи царей и завоевателей, которых успели позабыть везде, кроме этих стен.

– В последние годы нас совсем немного, – проговорила Хоран, заметив любопытство Верховного. – Все больше магов стремятся попасть в столицу. Первое время там было безопаснее: мы боялись, что в провинции повторится резня. А после смерти Черного Азаса заговорили, будто юный наследник и царь Мауз благоволят Кругу. Молодые и способные едут туда, где больше надежд и краше будущность… Я помню, как здесь звенели голоса, Первый! Главой обители в те годы сидел брат самого лучезарного. Я была молода, много смеялась, а по ночам мы бродили вдоль набережных. Огни фонарей отражались в воде, как цветные бусы.

Морщины на ее лице стали глубже, и чародейка шумно вздохнула.