Атташе - Евгений Адгурович Капба

золота и даже не буровое оборудование удивительной мощности, а некие горючие «угольные пирамидки» из шамонита и еще — таинственные трубочки с паралитическим газом. И формулы и технические характеристики обеих этих штуковин — по возможности.

Дела-а-а-а. То есть у меня не возникало никаких вопросов, почему обе эти компании оказались на Сипанге. Тамошний климат был весьма благотворным для подобных личностей. Правили этим обширным островом, почти континентом, торгово-промышленные синдикаты, такие, например, как «Анилин Роллинг Компани», или «Джордано Моторс Индастриз». И им было совершенно наплевать, что пьет, с кем спит и кого расчленяет работник в свободное от служебных обязанностей время — главное, чтобы он выполнял контракт. Хозяева синдикатов платили бешеные деньги за достижения прикладной науки и предоставляли для экспериментаторов самое лучшее оборудование и оснащение. Конечно, только в том случае, если научные труды могли принести прибыль. За неудачу, правда, чаще всего приходилось расплачиваться головой — своей и головами коллег тоже. Но это вполне устраивало таких фанатиков, как Лось. А нуарная обстановка «пира во время чумы» и возможность половить рыбку в мутной воде вполне нравилась всяким перелетным гусям вроде Гусева и Пьянкова-Питкевича…

Как всегда основной вопрос звучал в моей голове так: «Почему опять я?» У конторы что — оперативников не нашлось поприличнее? Или снова ловят на живца, играют втемную? Я сойду такой красивый с «Голиафа», начну расспрашивать-вынюхивать — и мне на хвост сядут… А на хвост тех, кто сядет ко мне на хвост, тоже сядут, да? Это можно было принять как рабочую гипотезу. Родина сказала — «надо»…

Мой желудок заурчал. Ему тоже было «надо».

Глянув на часы, я невольно улыбнулся — близилось время ужина: моего первого выхода в высший свет «Голиафа»… Врун из меня ужасный, и в конторе это знали. Именно потому тут лежала военная форма с погонами поручика. И именно потому я вовсе не собирался скрывать, что работаю на «Подорожник», «Курьер» и еще парочку других изданий. Нужно было произвести впечатление и при этом умудриться набить брюхо.

Задача, что и говорить, нетривиальная!

IV СВЕТСКОЕ ОБЩЕСТВО

На сцене играл джазовый оркестр. Джаз и блюз — изобретения буйных интернациональных трущоб Сипанги. При всём моем настороженном отношении к этому острову контрастов — музыка у них что надо. Тем более в исполнении мадам Изабеллы Ли. Жгучая креолка с гремучей арелатско-абиссинско-сипангской кровью в жилах, возрастом далеко за сорок, очень харизматичная, полная природного магнетизма, по-настоящему красивая женщина. Она не прятала свою седину, почти не пользовалась косметикой, носила платья в пол и пела так, что в конце каждой песни хотелось аплодировать стоя или плакать навзрыд.

Музыканты были ей под стать — такие же смуглые, с горящими огнем глазами, виртуозные и шикарные. Ради одного этого джаз-блюз-бэнда стоило мчаться сюда на аэроплане и стирать ноги в кровь верхом на лошади. Так что ужины я посещал регулярно. А еще — шахматный салон, но это разговор отдельный.

Вечером в корабельном ресторане собирался весь высший свет «Голиафа». Первым классом путешествовало человек пятьдесят из возможных трехсот, и к услугам этих дам и господ были все возможные удобства: вышколенные официанты, шеф-повар из Лютеции, деликатесы и вина, шикарный интерьер и даже сам капитан Шиллинг, который попеременно присутствовал на трапезе в каждой из пяти секций этого гигантского по корабельным меркам храма эпикурейства и гурманства. Такие секции, огороженные ширмами, изукрашенными позолотой и причудливыми вазонами с пышными экзотическими цветами, нужны были для того, чтобы пассажиры могли разбиться на группы по интересам и не мешать друг другу.

Например, ближе всего к сцене с музыкантами и певицей расположились представители деловых кругов Такелмы — округа на юге Сипанги, промышленность которого специализировалась на изготовлении сублиматов и консервов. Наверняка они возвращались из коммерческой поездки в Протекторат — тевтоны пытались диверсифицировать поставки продовольствия, а почвы восточных провинций Сипанги были черноземными, ничем не хуже земель имперского Юга.

Чуть дальше в режиме бесконечного праздника проводила время тесная и шумная компания молодежи — они отмечали медовый месяц парочки лаймов-аристократов с лошадиными улыбками. Кажется, молодая была чуть симпатичнее своего супруга, но утверждать наверняка было сложно — слишком большой слой макияжа наносился на ее бесцветное продолговатое лицо.

Еще одна секция была занята группой выпускников военной академии Паранигата — кузницы офицерских кадров для частных военных кампаний Сипанги. Подтянутые атлетичные молодчики с короткими стрижками отмечали конец долгой учебы и стремились «нагуляться» перед месяцами боевой работы. Официанты отлетали от их столиков взъерошенные и с выпученными глазами, горничные в их крыло старались не заглядывать и прибирались в каютах, тысячу раз убедившись, что пассажиры отсутствуют, сильно заняты и не вернутся в ближайшее время.

Исключительным аппетитом и кричащей роскошью отличалось собрание дам непонятного возраста — в удивительных нарядах, со странного цвета волосами, уложенными в диковинные прически. Их драгоценности сверкали тысячами огней, стол был уставлен невероятным количеством жирной и жареной пищи. Однажды они заказали цельного молочного поросенка, запеченного в яблоках, в другой раз — лебедя, фаршированного сонями, которые были фаршированы орехами. Спиртные напитки на их столе были представлены всем спектром: от тевтонского пива и арелатских шипучих вин до банальной имперской водки — наивысшего качества. Они употребляли всё это в неимоверных количествах, сдабривая разговорами о делах давно минувших дней, преданьях старины глубокой.

А моими непосредственными соседями оказались пассажиры, не входившие ни в один из этих почти замкнутых кружков.

* * *

— На что вы там так пристально смотрите, поручик? — вальяжный тенор Весты прервал мои размышления.

— Радуюсь состоянию пищеварительной системы вон тех милых дам. Удивительные у них способности!

— Никакого секрета тут нет. Выходят в гальюн и щекочут себе горло павлиньими перьями, как древние беотийцы.

Джон Веста был уроженцем Сипанги, писаным красавцем и джентльменом явно не простым. Я бы поставил сто против одного, что он или частный сыщик, или работает на какую-нибудь разведку. Например — занимается промышленным шпионажем. Недаром же сей субъект вьется вокруг такелмских денежных мешков? Но выглядел он всегда на все сто, этого у Весты не отнять: зеленоглазый, широкоплечий, узкобедрый, с лихим набриолиненым зачесом черных как смоль волос и щегольскими тонкими усиками над верхней губой. И двигается с такой хищной грацией, какая бывает только у матерых кулачных бойцов или фехтовальщиков. У меня, например, такой нет.

— Что у нас сегодня? Перепела? Фу, одна морока… Ненавижу плеваться костями, — сказал он, пытаясь взять панибратский тон, — То ли дело хороший стейк с кровью, да? Да под настоящий коннахтский стаут…

Веста явно