Если бы смерть спала - Рекс Стаут

– И сколько во всем этом трепа?

– Только не факты. Все факты верны. Их я и докладываю.

– Либо он дурачок, либо мошенник, а может, и то, и другое.

– Может, но вовсе не обязательно. Он сказал, что отвалит миллион, чтоб от нее избавиться. Похоже, это у него идея фикс. Позволю себе усомниться в данной ему вами характеристике, поскольку он ваш клиент.

– И твой тоже.

– Нет, сэр. Я его предложение не принял. Даже отказался от аванса на расходы. Повернул его от ворот, правда, в весьма неопределенной манере. Он считает, что я осторожничаю. Очевидно, он думает, что я собираюсь поставить садок, куда она попадется живьем, я же оставляю за собой право думать иначе. Я думаю, она уже это усекла. Дело в том, что она притягивает к себе мужчин без каких бы то ни было видимых усилий с ее стороны, и это настораживает. Может, она не змея, а ангел, но ангел может оказаться опасней змеи, что, скорей, правило, чем исключение. Одно из двух: либо я копаю под нее, либо вы возвращаете десять тысяч и умываете руки. Ну и как?

– Мистер Джарелл считает меня ослом.

– А меня дегенератом. Наша гордость уязвлена. Так или иначе, он должен за это заплатить. Я буду держать вас в курсе всех событий, если таковые будут иметь место.

– Очень хорошо.

– Пожалуйста, напомните Орри, что нижний ящик моего стола принадлежит мне лично и там нет ничего такого, что могло бы ему пригодиться.

Он пообещал, что напомнит, и, прежде чем повесить трубку, даже пожелал мне спокойной ночи. Я купил в киоске художественную открытку с маркой и надписал на ней Фрицу: «Прекрасно провожу время. Жаль, что со мной нет тебя, Арчи». Сунул открытку в почтовый ящик и вернулся в казармы.

Поднявшись на лифте в вестибюль десятого этажа, я решил открыть дверь своим ключом. Вспышки не было, и я понял, что систему еще не включили на ночь. Очутившись в прихожей, я подумал было, что эта система не так уж и надежна, как считает Джарелл, но тут увидел Стека, выросшего словно из-под земли.

– Мистер Джарелл дал мне ключ, – пояснил я.

– Да, сэр.

– Он дома?

– По-моему, он в библиотеке, сэр.

– В карты еще играют?

– Да, сэр.

– Если вы не заняты, от всего сердца приглашаю вас к себе в комнату перекинуться в картишки. В кункен.

Он вытаращил на меня глаза.

– Благодарю вас, сэр, только я нахожусь на службе.

– Тогда как-нибудь в другой раз. Миссис Уимен Джарелл еще на балконе?

– По-моему, нет. Я думаю, она в студии.

– Это на нашем этаже?

– Да, сэр. По главному коридору, потом направо. Там, где вы разговаривали днем с миссис Джарелл.

Черт побери, откуда ему об этом известно? И подобает ли слуге посвящать меня в то что ему об этом известно? Мне кажется, не подобает. Я подозревал, что мое приглашение сыграть у меня в комнате в кункен если не целиком разрушило звуковой барьер между нами, то, по крайней мере, сделало в нем внушительную вмятину.

Дверь студии была открыта, и из нее доносились голоса. Переступив порог, я очутился в полумраке. Свет падал лишь из коридора и от телеэкрана, на котором я увидел конферансье и всю ораву программы «Выше ноги». Их голоса я и слышал из коридора. Приглядевшись, я разглядел в кресле смутный силуэт Сьюзен.

– Не возражаете, если я к вам присоединюсь? – спросил я.

– Нет, конечно, – едва слышно ответила она.

Я сел в кресло слева от нее.

Признаюсь, в тот вечер я не обнаружил никакого внимания на телеэкран, потому что чувствовал рядом Сьюзен и приготовился испытывать на себе ее зловещее или же, наоборот, ангельское влияние. Но я ничего не испытывал. Только чувствовал слабый запах духов, напоминавший мне запах от Лили Роуэн, хотя это были и не те духи.

Когда началась коммерческая программа, Сьюзен потянулась к креслу справа, на котором лежал пульт дистанционного управления, и звук и изображение исчезли. Стало еще темней. Белый овал лица повернулся в мою сторону.

– Что бы вы хотели посмотреть, мистер Грин?

– Мне безразлично. Мистер Джарелл меня отпустил, остальные играют в карты, Я услышал, что здесь работает телевизор, вот и забрел на огонек. Что вы, то и я.

– А я просто убиваю время. В десять тридцать ничего интересного не бывает.

– Тогда оставим его в покое. Не возражаете, если я включу свет?

– Не возражаю.

Я включил свет и вернулся на прежнее место. Теперь я видел выражение ее лица. Мне показалось, что она силится выдавить улыбку, но это у нее плохо получалось.

– Если я вам мешаю…

– Вовсе нет. – Это было сказано едва слышно и как-то не то застенчиво, не то вкрадчиво. У меня создалось впечатление, будто она что-то недосказывает. Причем очень важное. – Поскольку вы здесь поселились, хорошо было бы познакомиться с вами поближе. Мне интересно, что вы собой представляете как человек. Думаю, вы бы могли рассказать мне кое-что о себе.

– Сомневаюсь. Мне самому интересно знать, что я собой представляю, но я по сей день этого не выяснил.

На ее лице забрезжила слабая улыбка.

– Ага, вы, я вижу, остроумны. Пойдем дальше. В церковь ходите?

– Нет. А разве это обязательно?

– Не знаю, как для вас, я вас еще не раскусила. Я сама туда нечасто хожу. Да, я заметила, вы не ели за обедом салат. Вы не любите салат?

– Люблю.

– Ко всему прочему, вы еще и чистосердечны. Вам не понравился наш салат. Я все собираюсь поговорить по поводу его приготовления с мачехой моего мужа, но никак не решусь. По-моему, я делаю успехи: вы остроумны, чистосердечны. Кстати, мне тоже очень бы хотелось блистать остроумием. Вы не могли бы меня этому обучить?

– Позвольте, но в вашем вопросе заключаются три теоремы, требующие доказательства: первая – я остроумен, вторая – вы нет, и третья – вы могли бы у меня научиться. Это для меня слишком сложно. Не могли бы задать что-нибудь полегче?

– Виновата. Я как-то сразу не сообразила… – Она бросила взгляд на свои наручные часы. – О! Совсем забыла! – Она вскочила с кресла и теперь смотрела на меня сверху вниз. – Я должна позвонить одному человеку. Прошу прощения, если я вам надоела, мистер Грин. В следующий раз вопросы мне будете задавать вы.

Она скользнула к двери и вышла.

Я опишу вам в точности все, как было. Я не осознал, что тоже вскочил со своего места, до тех самых пор, пока не очутился на полпути к двери. Тут я остановился и поклялся сам себе, что не сойти мне с этого самого места, если у меня не было ощущения, будто она потащила меня за собой на цепочке. Обернувшись на кресло, в котором я только что сидел, я понял, что прошел добрых десять футов, прежде чем осознал, что делаю.