Жена шута - Эмилия Остен

– Дорогая, мы потеряли вас, – послышался насмешливый голос.

Колетт обернулась. Граф де Грамон, одетый в тех же тонах, что и она, стоял у дверей собора, и неизвестно было, сколько он там уже стоял и что слышал. Не дожидаясь ответа, граф развернулся и ушел обратно в церковь.

– Пойдем, – сказал Ноэль, беря Колетт под руку, – не беспокойся, я буду с тобой. Не беспокойся.

И она вдруг перестала, ибо… зачем?

Она не так все поняла. Тот разговор в полутьме, под масками, оказался всего лишь ни к чему не обязывающей болтовней, карнавальной забавой. Ноэль шутил. Ноэль не любит ее. Любит – но как кузину, как сестру.

А если так, не все ли равно, за кого выходить замуж?

Колетт вошла в церковь и растянула губы в улыбке.

…Церемонию венчания девушка не запомнила. Кажется, она все сделала верно. И лишь в один миг очнулась от оцепенения – когда священник оглашал имена брачующихся. Полное имя графа звучало как Ренар Тристан де Грамон.

Тристан. Какая жестокая насмешка.

Лишь когда вышли из церкви, Колетт взглянула на своего супруга более осмысленно. Узкое лицо графа теперь, при солнечном свете, а не при свечном волшебстве, показалось ей бледным и усталым, но губы кривились в вечной усмешке.

– Что за дивный день, дорогая моя! – произнес граф, склоняясь к руке жены. – Нам с вами надлежит поработать актерами. Готовы ли вы развлекать публику?

– Где же наша цыганская повозка? – поддержала шутку Колетт.

– Вот она.

В карете они молчали. И лишь когда подъехали к замку По, залы которого принц Наваррский любезно предоставил для празднования свадьбы друга, граф сказал:

– Нам предстоит утомительный день. Если вам станет дурно, скажите мне. Я знаю прекрасный балкончик для уединения. Да вам он, впрочем, тоже известен, верно?

– Я не собираюсь лишаться чувств.

– Вот как? Мне показалось, что вы опасно близки к этому.

Колетт понимала, что он имеет в виду сцену, разыгравшуюся перед церковью.

– Это прошло, – произнесла она, не глядя на мужа. – Вы можете не беспокоиться, ваша светлость. Я стану вам хорошей женой.

– В том у меня не было сомнений, – усмехнулся граф и больше ни слова ей не сказал.

Пир выдался шумным и слился для Колетт в череду лиц, костюмов и фраз; приходилось учтиво отвечать на поздравления, все время находясь рядом с мужем, не имея возможности его покинуть; самым же тяжелым испытанием стала искренняя радость Ноэля. Кузен говорил с Колетт мало, однако каждая его фраза была преисполнена счастья за «любимую сестру». Она все искала в его чертах скрытое горе, ждала слов, что он ошибся, что упустил шанс быть с нею… увы! Ничего такого не произнес Ноэль, и Колетт окончательно пала духом.

Протестанты, из которых на венчании в католической церкви присутствовали лишь родственники невесты, теперь веселились; Колетт услыхала от принца Наваррского много галантных слов и ни одного из них не запомнила. К чему? Да, ей придется теперь жить здесь, в По, или неподалеку; она внезапно поняла, что не знает – сколько владений у графа де Грамона, каких, и куда отправится после бала супружеская чета. Колетт не замечала времени, время превратилось в пустой звук. Она лишь ощущала, как наливаются свинцом усталости ноги, как сдавливает грудь платье, и в какой-то момент почувствовала, что ей тяжело дышать. Бальный зал плыл вокруг размазанной масляной краской.

– Моя дорогая супруга, – негромко сказал ей граф, – возможно, настало время удалиться?

– Я была бы рада этому, – прошептала Колетт.

Кажется, они прощались с кем-то, кажется, звучали торжественные речи. Колетт поняла, что, охваченная волнением и унынием, ничего сегодня не ела и почти ничего не пила; губы были сухими, желудок скрутился узлом. Но больше всего хотелось упасть, закрыть глаза и никого и ничего не видеть. Она заметила Ноэля – тот улыбался ей. Ноэль. Ноэль. Ноэль…

Потом была карета, ночная тьма, распахнутая дверь дома. Граф помог жене подняться на второй этаж, в спальню, где уже поджидала высокая, скромно одетая женщина средних лет. Она присела в реверансе.

– Серафина будет прислуживать вам, дорогая, – растягивая слова, произнес граф. – Оставляю вас на ее попечение.

И он ушел, более ничего не сказав о дальнейшем.

– Мадам. – Служанка поклонилась. У нее было славное смуглое лицо и широкий нос, а глаза темные, бархатные. Ясно, что Испания близко, и здесь часто заключаются смешанные браки, от которых рождаются красивые дети. – Мой господин велел мне прислуживать вам, но если вы будете мною недовольны, отошлите тотчас же. Я постараюсь угодить вам. Позвольте, я помогу снять наряд.

Она ловко освободила Колетт от платья, и бедняжке немедленно стало лучше. Теперь Колетт чувствовала себя невесомой, словно ангел небесный.

Дверь распахнулась, и другая служанка, помоложе, румяная и круглолицая, внесла поднос, уставленный яствами; пока она расставляла их на столе, Серафина переодела Колетт в ночную сорочку из льняного полотна, расшитую бледно-розовыми нитями и отделанную тончайшим кружевом.

– Вы должны поесть, мадам. – Серафина махнула служаночке, и та поспешно вышла, захватив пустой поднос. – Здесь подогретое вино с пряностями. Вот сыр и мясо. У господина хорошие повара, они готовят изысканные кушанья. Мне покинуть вас, мадам?

– Нет, останься, – велела Колетт, усаживаясь за стол. Горячее вино показалось самым вкусным напитком в жизни. – Ты давно служишь графу?

– Да, мадам. Все слуги в этом доме давно здесь, многие – с самого рождения.

– Где мы? Это его дом в По?

Если Серафина и удивилась, то виду не подала.

– Да, мадам. Он невелик. Граф велел, чтобы завтра к полудню все ваши вещи были уложены: мы уедем в замок.

– Замок, вот как?

– Да, мадам. Полдня пути отсюда.

– Значит, обычно граф живет в замке?

– Граф отличается слабым здоровьем, – проговорила служанка с таким сожалением, что почтение к хозяину стало очевидным. – Часто он страдает головными болями и целыми днями не выходит из своей спальни. Шумные балы его утомляют. А потому много времени он проводит в своем замке.

– Ты очень хорошо говоришь, – заметила Колетт и взяла еще кусочек вяленой оленины. – Тебя обучали?

– Меня обучали говорить со знатными дамами, – охотно объяснила Серафина. – Если у графа бывают гости, я обслуживаю самых родовитых. Но теперь мой господин сказал, я стану служить только вам. Если понравлюсь вам, мадам.

– Ты мне нравишься, – улыбнулась Колетт. – Ты ведь умеешь укладывать волосы и чистить платья, верно? И хорошо говоришь. А значит, будешь прислуживать мне.

Серафина просияла.

– Благодарю вас, мадам!

– Теперь можешь идти.