Вечный хранитель - Виталий Гладкий

Майора звали Арсений Павлович и было ему лет пятьдесят. Звезд с неба он не хватал, поэтому в преклонном для мента-оперативника возрасте имел на погонах всего лишь одну звездочку и десяток ранений, которые характеризовали его в первую очередь как храбреца, но способного на спонтанные, непродуманные решения.

Арсений Павлович был общительным, не черствым, что не очень присуще людям его профессии, никогда не козырял своими возможностями и, что удивительно, не брал взяток. Наверное, потому он считался среди ментов белой вороной.

— Ваш клиент? — спросил Арсений Павлович, просветив Глеба своим острым ментовским взглядом-рентгеном.

Он был наслышан, чем занимается клан Тихомировых. Кроме того, Николая Даниловича и Глеба время от времени приглашали в УВД для консультаций на историко-археологические темы. Встречи Тихомировых с милицией особенно участились в последние годы, когда неподалеку от города официальная экспедиция Академии наук нашла несколько захоронений скифской поры и раскопала торжище древних славян. Народ пошел на левый промысел косяками, и многие попадались в сети, расставленные правоохранительными органами.

— Нет, — коротко ответил Глеб.

— Старо предание…

— По крайней мере, мне он не знаком, — на всякий случай уточнил Тихомиров-младший.

— И кто это его так?.. У тебя есть какие-либо соображения на сей счет?

— Соображения отсутствуют. Зато имеется в наличии пленка видеозаписи происшествия.

— Ну?! — оживился Арсений Павлович. — Это уже хорошо. Пойдем, поглядим…

Майору уже приходилось бывать в доме Тихомировых. И в этот раз он признался:

— Как гляну я на вашу хату, так сразу меня жаба начинает душить. Уж извини за правду… Круто живете. Просторно, богато. А я уже который год кантуюсь в двухкомнатной квартире вместе с тещей, женой и дочерью. Иногда домой не хочется возвращаться. Сплю в кабинете, на диване.

— Зато у вас романтика…

— Ты шутишь или серьезно так думаешь? — с подозрением посмотрел на Глеба майор.

— Шучу.

— А-а, ну-ну… Включай свою шарманку…

Арсений Павлович просмотрел запись несколько раз. Он буквально прилип к экрану, чтобы не упустить ни малейшей детали из увиденного. Затем констатировал:

— Убийца — не грабитель, хотя карманы мужика обшарил. В этом я уверен на все сто. Но и не профессионал. Мало того, даже не блатной. Тыкал ножом, как поганая баба вилкой.

— Это хорошо или плохо, что не профессионал?

— Хреново. Он может быть залетной птицей и сейчас уже катит в электричке на запад или на восток. Ищи-свищи ветра в поле… Боюсь, моей «конторе» светит очередной «висяк».

— Но ведь у вас есть такие доказательства…

— Доказательства! — фыркнул майор. — Эту смазанную картинку к делу не пришьешь. Конечно, наши спецы попробуют вытащить его фотку поближе к нормальному размеру, чтобы размножить и разослать по городам и весям, но могу себе представить ее качество… Ладно, глянем, что там у него в карманах.

Из карманов покойника Арсений Павлович достал перочинный нож, деревянную расческу, носовой платок в зеленую и красную клеточку, немного мелочи и изрядно помятый железнодорожный билет. Он завалился за порванную подкладку пиджака, потому, наверное, покойник и не выбросил его в урну, сойдя с поезда. Какие-либо документы и деньги отсутствовали. Похоже, их забрал убийца вместе с дорожной сумкой, которая служила убитому импровизированным щитом.

— Приехал в город сегодня… три часа назад, — констатировал майор, прочитав надписи на билете. — Издалека. Тебе название Висейки ничего не говорит?

— Впервые слышу.

— Я тоже. Скорее всего, это название железнодорожной станции. Похоже, глушь еще та. Какая нелегкая занесла этого клиента в наши палестины? И к кому он шел? Ты точно его не знаешь?

— Арсений Павлович, зачем мне темнить? Дело ведь нешуточное.

— Это верно. Какие уж тут шутки…

— Я могу лишь посоветовать вам обратить внимание на некоторые детали.

— Ты о чем?

— Нож. Такой теперь можно увидеть только в музее. Раритет. Но в отличной сохранности. Хоть сразу выставляй на аукцион.

— Да? Интересно… Ну-ка, ну-ка, просвети.

— Это швейцарский нож фирмы «Викторинокс», изготовленный в девятнадцатом веке… скорее всего, не позже 1887 года. Нож армейского типа — сначала их поставляли в армию. Этот экземпляр когда-то принадлежал офицеру.

— Почему так думаешь? На нем ведь не написано.

— У моделей, предназначенных для простых солдат, было одно лезвие, пробойник, консервный нож и отвертка. А офицерские ножи дополнительно имели маленькое лезвие и штопор. Как у этого. Господа офицеры, знаете ли, любили веселых дам, которые обожали хорошие вина, а бутылки нужно было чем-то открывать.

— И все-то ты знаешь… — не без зависти сказал майор.

— Это специфика моей работы, — скромно ответил Глеб. — Кто на что учился…

— Верно. Согласен.

— Между прочим, ножами фирмы «Викторинокс» пользуются американские астронавты. Но и это еще не все. Посмотрите внимательно на расческу.

— Смотрю. Ну и что? Деревяшка, она и есть деревяшка.

— Как бы не так… Расческа изготовлена из эбенового дерева, которое, как вам известно, в России не произрастает. Судя по ее состоянию и по форме зубцов, она может быть ровесницей перочинному ножу. Но даже это не главное. На рукоятке расчески весьма искусно вырезано изображение анка. Это такой старинный крест. Он известен со времен Древнего Египта. Его называли крестом вечной жизни. Ему поклонялись копты и готы. В настоящее время анк исчез из обихода. Возможно, расческа когда-то принадлежала какому-нибудь сектанту. Не исключено, что и покойник состоит в секте, которая поклоняется анку. Сейчас появилось столько разных сект, что и сосчитать невозможно…

На этом «консультация» закончилась. Подписав свидетельские показания и попрощавшись с Арсением Павловичем, Глеб закрыл калитку на засов и возвратился в дом. Его трясло — он все еще был под впечатлением трагического происшествия. Ему уже приходилось сражаться за свою жизнь с оружием в руках, но наглое убийство средь бела дня, в городе, на достаточно людной улице, практически на виду у всех, взволновало молодого человека до глубины души.

И еще — почему он стер надпись на въезде? Это был спонтанный, неосознанный порыв. Словно ему кто-то подсказал на ухо. Хотя, по правде говоря, Глебу и впрямь как будто послышался чей-то голос, приказавший избавиться от надписи. Он не должен был так поступать. Ведь надпись могла быть важной уликой. Получается, что он преступил закон. Почему он так поступил?!

Этот вопрос не давал Глебу покоя. Он сварил кофе, достал бутылку отменного армянского коньяка (подарок отцу от друга из Еревана) и выпил первую рюмку ароматного выдержанного напитка, словно водку, одним махом. Коньяк пробежал по жилам потоком горячей лавы и образовал в желудке огненный шар, который не жег, а согревал, будоража воображение и подстегивая мыслительный процесс.